> Вернитесь к Богу (буквально: «раскайтесь») — призывая евреев очиститься от грехов омовением, подобным омовению прозелитов, Иоанн {в певый раз в Мф. этот призыв звучит из усть Иоанна Крестителя в 3:2 – Прим. ред. рассылки.} объявлял необходимость религиозного обновления. Оно заключалось в серьезной переоценке и коренном изменении всей жизни. Омовение водой было лишь знаком того, что человек раскаивался. Греческое слово «метаноэ́о» означает «изменить свой ум». Еврейское же слово «шув» («повернуться, возвратиться») означает нечто гораздо большее. Человек должен осознать, что он ушел от Бога, что ему необходимо возвратиться к Нему. Это гораздо серьезнее и конкретнее, чем перемена мыслей или чувство дискомфорта при мысли о грехах, за которым может и не последовать никакой реальной перемены. Вообще, библейскому языку чуждо сосредоточение на эмоциях, на психологизме. Если человек вернется к Богу, Бог простит ему все грехи. Единственное условие — желание вернуться, и это желание называется верой. Раскаяние как возвращение к Богу ставилось чрезвычайно высоко. В Талмуде говорится: «Лучше один час раскаяния и добрых дел в этом мире, чем вся жизнь мира грядущего, и лучше одно мгновение блаженства в мире грядущем, чем вся жизнь этого мира». Пятое Благословение в синагогальной молитве «Восемнадцать Благословений» звучало так: «Обрати нас к себе, о Господь, чтобы мы раскаялись».

[ В.Н.Кузнецова. Из кн. "Евангелие от Матфея. Комментарий" (3:2) 
(Подчеркивание — редактора рассылки.) ]

Важно помнить о том, что "покаяние" в Новом Завете и "покаяние" в православной традиции (и других христианских традициях) — нетождественные понятия (и именно поэтому крайне полезно в новых переводах Библии насколько возможно отказываться от ставшей привычной религиозной лексики — с течением веков слова меняют свои значения!).

В Н.З. речь идет об однократном акте возвращения к Богу. Но со временем (постоянное) "покаяние" стало пониматься как "одна из важнейших сторон духовной жизни" (иг. Петр (Мещеринов)). Как так вышло — разговор долгий и отдельный. Сегодня я предлагаю начать разговор на другую тему: что не так с современным пониманием покаяния?

> Покаяние других

> Иногда полезно размыслить о покаянии и смирении, взглянув под иным углом. Ведь существует опасность, что это светлое человеческое действие может превратиться во всеподавляющего идола. Покаяние — необходимый этап духовного кризиса, связанный с освобождением души от ее прежних (порочных) спаек. Но, как и многие другие духовные практики, покаяние стремится заполонить собою всё и стать самоцелью. Покаяние как практика очищения способно заслонить собою цель духовной чистоты — Бога. Таким стало благочестие фарисеев, «чистота» пуритан, традиционализм старообрядцев и т.д.

> Православие видит в нераскаянности духовные авгиевы конюшни. Тот, кто не моется, нечист, это почти всегда верно. Но тот, кто моется, делает это не ради процесса, а чтобы стать чистым, больше не нуждаться в мытье. Иначе говоря, мы должны каяться лучше, чтобы каяться реже. Однако это положение не кажется однозначным.

> Ф.М.Достоевский в романе «Братья Карамазовы» обозначил границу эпох через противопоставление старцев Зосимы и Ферапонта. Ферапонт — жесткий аскет, он настойчиво призывает к покаянию, обличает мир и повсюду видит чертей. Сейчас, полтора века спустя образ строгого обличителя выглядит еще более подозрительно, чем после выхода романа; старец Зосима, отчасти списанный Достоевским с преподобного Амвросия Оптинского, нам представляется подлиннее, православнее. Но было бы опрометчиво шельмовать ферапонтовщину так же, как в романе Ферапонт — зосимовщину. Два разных типа православного подвижника взяты автором из реального практического православия.

> Эмблемой православного аскетизма было и остается покаяние. В то же время требование покаяния от других едва ли можно отнести к признакам святости. Каждая бабушка у подъезда хотела бы изменить мир к лучшему через покаяние других. Даже великий проповедник покаяния пророк Иоанн Креститель в своем обличении Ирода Антипы (который спал не с той женщиной) сегодня выглядит не настолько эпично, как в свое время. Бабушки у подъезда, может быть, и не так бесстрашно, но придерживаются этой же системы оценок.

> Конечно, у святых фундаментальной посылкой осуждения других является строгость покаянной дисциплины по отношению к себе. Регулярной практикой покаяния подвижник укрепляет в себе картину мира, в которой покаяние является единственным инструментом изменения себя. Этот переход происходит столь же искренно, сколь и неумолимо. Подвижники приходят к этому не потому, что изначально злы, а потому, что перенесением своего мировосприятия на других они вынуждаются требовать покаяния от окружающих, так как в их картине мира без покаяния спастись никак нельзя.