Дороти Сэйерс
Загляните прежде в замечания переводчика и введение автора
Человек, рождённый на Царство.
Пьеса IX. Царская трапеза
Действующие лица
Евангелист
Иисус >
Симон Петр >
Андрей
Иаков >
Иоанн >
Филипп
Нафанаил
Фома
Матфей
Иаков Алфеев (Младший)Иуда (Фаддей)
Симон Кананит
Иуда Искариот >
Кайяфа, первосвященник >
Анна, его тесть
Писец (Езекия)
Шадрах
Кай Понтий Пилат, правитель Иудеи >
Клавдия Прокула, его жена. >
Начальник храмовой стражи (Елиуй)
МалхЗамечания
По техническим причинам я обошла хронологию Иоанна и приняла, что Тайная вечеря — это пасхальная трапеза.
Порядок Пасхи такой: первая чаша вина; горькие травы (с подливой); опресноки; вторая чаша. Тут старший сын спрашивает отца, что значит эта служба, а отец ему отвечает. Потом едят пасхального агнца, потом пьют еще две чаши; потом поют особые псалмы. Сюда очень подходит ответ: «Это кровь Моя Нового Завета», намекающий заодно на сакральность Евхаристии, избегая самого слова, которое вызвало такие споры.
Опреснок — тонкая пресная лепешка, вроде нынешней мацы. Когда ее ломают, она хрустит, как печенье.
Я приняла, удобства ради, предположения архиепископа Темпла. Иуда как казначей сидит рядом с Учителем. Петр, Иоанн и Иаков — так близко друг от друга, что могут шептаться, а Иуда — так же близко от Иисуса. Матфей, опираясь на левый локоть и глядя поверх ног Нафанаила и Филиппа, легко увидит, как Иуда вышел из комнаты. Только Фоме приходится повысить голос, чтобы Иисус его услышал. Все это не очень важно перед микрофоном, но разумно и помогает лучше увидеть.
Ученики. Сперва они радостно возбуждены, как при входе в Иерусалим. Они надеются, что Царство будет вот-вот восстановлено; и, получая удар за ударом, удивляясь, даже сетуя, думают, что дождутся какого-то «переворота». Тревожная нота звучит еще тогда, когда нервничает хозяин. Волнуясь, как дети, они легко вспыхивают (подчеркивать не надо). Иоанну и Петру это не нравится, но, скорее, из-за того, что это не нравится Учителю.
Тут начинаются удары. Первый — когда Иисус моет им ноги. От удивления они буквально оторопели. Дальше удары просто сыпятся, один тяжелее другого:
1. Кто-то из них предаст Учителя. Ну, что это! Вот уж не ко времени, Царство наступает. Даже те, кто не любит Иуду или смущается в его присутствии, никогда его не подозревали. Конечно, он бывает странным, сердитым… кое-кто заметил, что случается что-то непонятное… Ничего, умные люди говорят странные вещи, мы же их не подозреваем! В общем, такого не бывает. Учитель протянул ему хлеб… это знак внимания… что-то ему прошептал… тут может быть много объяснений. И только они немного задумались, всё сметает другой удар.
2. Он уходит! Не может быть. А как же Царство? «Ухожу…» Прямо сейчас, в такой момент, и туда, куда им не уйти. Что-то непонятно — «увидите», «не увидите…» Оставляет какую-то новую заповедь… Ничего не поймешь!
3. «Это — тело Мое». Петра, Иоанна и Иакова второй удар удивил меньше, чем других, но больше испугал, они больше знают. Иоанн особенно чувствует, что происходит что-то странное. Естественная печаль и сверхъестественный ужас волнами находят на него. Слова про тело страшны и таинственны (это для нас они связаны с «такой хорошей службой», а вы представьте, как они звучат, когда в Храме день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем приносят кровавые жертвы, каждую Пасху мажут кровью косяки — и тут Человек, с Которым ты ходил, ел, пил, беседовал, смеялся, говорит это, сидя рядом с тобой). Иисус пробует их немного успокоить, но нетерпеливый Фома не унимается. В ответ они слышат совсем уж дикие фразы. Иудей знает твердо, что Бога видеть нельзя, живым ты не останешься; молодой, горячий Филипп хочет в этом разобраться. Вечно Учитель на что-то намекает! Может показать Отца — пусть показывает, тогда они успокоятся.
4. «Кто видел Меня, видел Отца». Для строгого монотеиста это страшное кощунство или поразительная истина. Мы не знаем, как приняли эти слова ученики; может быть, просто растерялись. Из действий их не видно, что они испугались кощунства, а Иоанн Богослов ничего не объясняет; не объясним и мы. Во всяком случае, когда Учитель дает последние наставления и молится за них, слушают они по возможности спокойно. Дальше мы видим ясно только Петра, Иоанна и Иакова. Заметим, что Филипп ничего про Иуду не понял, и в саду приветствует его как друга.
Петр. Такой, как обычно — порывистый, самоуверенный, но легко кается (и снова делает то же самое). Порывы его добры, он не горд, готов признать, что ошибся, но никак не запомнит, что часто ошибается. Нет, он не даст мыть себе ноги — и тут же кидается в другую крайность, снова его надо одернуть. Иисус упомянул меч — он решает, что Царство в конце концов завоюют, а в саду вообще хочет всё сделать сам. Ничто не может поколебать его самоуверенности, он и молитвы не заметил; но когда закричал этот мерзкий петух, он потрясен. Петр всегда может увидеть ангелов. Когда он узнаёт, как он слаб, доброта и смирение спасают его от отчаяния Иуды, у которого нет ни смирения, ни доброты.
Иоанн. Важно заметить одно — его совершенствует любовь. Он понимает, как тяжело Учителю, и пугается, словно ребенок в темноте. На Фаворе он поддержал Иакова, он не боится славы Божьей, а глубин человеческого горя — боится. Появление Иуды разбудило в нем «сына Громова».
Иаков. Он спокойнее, может говорить с Петром, может поддержать младшего брата (они снова — дети, льнущие друг к другу, как тогда, на Фаворе).
Иисус. Здесь — больше, чем в других пьесах — Он несет всё на Своих плечах. Перед нами опять кроткий Иисус, кроме самого конца.
В начале Он занят Иудой. Он знает (в чисто человеческом смысле), что тот Его предаст, и скоро. Надо понять, сколько осталось времени, и, по мере сил, спасти Иуду от него самого (богословствовать не будем, так получается на человеческом и драматическом уровне). Иуда и Иисус играют в мрачную игру — каждый делает свой ход, чтобы выяснить позицию другого.
Иисус начинает с великодушного жеста: зовет Иуду сесть рядом с Ним. Иуда задает вопрос, причем так, чтобы приоткрыть свои намерения. Двусмысленный ответ должен напомнить о «часе Сына Человеческого», предоставив Иуде толкование.
Моя ноги ученикам, Иисус серьезно и мягко его предупреждает, а в ответ получает грубость. После такой пощечины Он кладет карты на стол. Теперь Иуда уверен, что знает всё. Когда Иисус дает ему хлеб, он бросает прямой вызов; Иисус отвечает; Иуда снимает маску. Ответ его значит: «Я знаю всё о Твоих кознях и выдам Тебя». Он уходит.
Теперь Иисус спешит (не «торопится»), осталось очень мало времени. Ученики ничего не понимают, хотя Он пытался их предупредить. Значит, надо сказать прямо, хотя они огорчатся и разочаруются. Конечно, пугать их не надо. Подвести их к событиям грядущей ночи — всё равно что вывести лошадей из горящего здания. Осторожно, мягко Он сообщает им поразительные истины — о Новом Завете, о Своей божественности, о Своей смерти, о сошествии Святого Духа — подготовляет, утешает, молится. Но они слишком взволнованы, чтобы Его понять, а Он понимает, что испытания им не выдержать. Бедное стадо! Да, придет Дух, объяснит и утешит, но до тех пор им будет нелегко.
Трудно и Ему. В горнице Тайной вечери Человек и Бог едины, Бога даже как-то больше, а вот в саду кажется, что остался один Человек. Я думаю, надо во всю силу играть и страх, и горе. Впереди — муки и смерть, на людей положиться нельзя, молитва бесплодна. Но вот Он видит спящих апостолов, а там — фонари и факелы. Надо встретить то, что нельзя вынести, — и Он встречает достойно. Трижды являет Он Свою власть: «Вложи меч в ножны»; «Это Я», отзвук имени Божьего; неожиданное признание Своей силы («Я мог бы призвать ангелов»).
(Четыре главы Иоанна я уложила примерно в 600 слов, стараясь сохранить самые любимые и знакомые фразы. Раза два я оставила повторы, которых в подлиннике очень много, чтобы сохранить напряжение, — ведь Он вбивает им то, что говорит. Кроме того, я чуть-чуть разъяснила трудные, но важные слова про суму и про меч у Луки, связав их со словами: «Не молю, чтобы Ты забрал их из мира»).
Иуда. Понимая, что Иисус видит его насквозь, он просто бесится от гордыни и злости. Мягкость и великодушие Учителя только раздражают его (этим он отличается от Петра), и он почти сознательно хочет причинить боль ради чистого зла, разрушения. Донося на Иисуса, он чуть-чуть искажает Его слова (как журналист, у которого вроде бы всё правильно, а в контексте звучит иначе). Но что-то его зацепило, он ведь очень умен, и в нём копошатся сомнения. А вдруг Иисус верен Себе и добровольно идет на муку? А вдруг сам он, Иуда, слепил из мнимостей какое-то ненужное зло? Сомнения он гасит, гордыне их не выдержать. Иисус должен быть виновен, все прочее слишком унизительно. Похоть жестокости, прикрывающаяся мазохизмом, выползает наружу. Иуде уже нравится, что Иисус беспомощен: он Его обнял, а стражи — вот-вот схватят. Скоро он увидит себя и поймет, что всегда ненавидел Учителя, как эгоист ненавидит Бога.
Кайяфа. Здесь он — активный и умный организатор. Сцены с ним важны с сюжетной точки зрения, они объясняют: 1) почему суд был таким поспешным, что подсудимого осудили не на основе свидетельских показаний, а на основе Его собственных слов; 2) почему так старались тем не менее соблюсти иудейский закон (иначе Пилат не подписал бы приговора [1]); 3) почему хотели управиться до субботы; 4) почему Иисуса обвиняли не в подстрекательстве, а в богохульстве; 5) почему Иуду не вызвали свидетелем.
Пилат. Нет ничего удивительного в том, что он утверждает приговор. Представьте себе, к примеру, британского чиновника в Кении. Туземцам охотно разрешают применять свой закон, если он не противоречит нашему (приговор беглому рабу чиновник не подтвердит, так как мы не признаем рабства). Если в разбирательстве что-то неясно, Пилат может открыть дело заново. Поэтому (ведь обстоятельства — особые) надо сказать, что Иисус виновен еще и в подстрекательстве.
Пилат ничего против Него не имеет, он бы охотно Его отпустил. Ему вообще противны эти еврейские дрязги, а Клавдия расстроится. Однако слова о подстрекательстве ставят его в тупик. У него уже были неприятности из-за евреев, нельзя снова искушать кесаря. Однако ему очень важно, чтобы не подумали, что он просто взял — и подписал. Что ж, не так уж трудно поинтересоваться, всё ли по закону.
Клавдия. Реакции у нее чисто женские: 1) она искренне жалеет знакомого и очень приятного человека; 2) вообще знает, что закон или не закон, а хороших людей казнить нельзя; 3) терпеть не может и варваров, и бюрократию; 4) ревностно блюдет интересы мужа. При страшном имени кесаря она сдается, а ночью видит сон и пишет отчаянную записку. Какой был этот сон, мы узнаем в пьесе о Распятии.
Сцена I
Евангелист. В первый день опресноков, когда закалают пасхального агнца, Иисус послал Петра и Иоанна, сказав им: «Идите в город. Там вы встретите человека с кувшином воды. Войдите с ним в дом и скажите хозяину: «Учитель спрашивает, где горница, в которой Он будет есть Пасху с учениками». Хозяин покажет вам большую комнату наверху. Там всё приготовьте». И они пошли, и все было так, как Он сказал, и они приготовили Пасху.
Петр. Вроде бы все. Что там у тебя, Иоанн?
Иоанн. Горькие травы.
Петр. Положи здесь, у Него под рукой. Что там у женщин?
Иоанн. Всё готово. Как только придут, можем есть.
Петр. Надеюсь, не запоздают.
Иоанн. Иуда и Филипп идут по лестнице… Иуда, еще кто-нибудь пришел?
Иуда. Андрей, Иаков и Фома должны были выйти вслед за нами. Как, вышли, Филипп?
Филипп. Да. Учитель сказал идти по двое, по трое, осторожности ради.
Иоанн. Хорошо. А то хозяин волнуется. Нет, не обижает, но побаивается нас, что ли.
Петр. Наслушался сплетен.
Иуда. В конце концов, он прав.
Иоанн. Всё спрашивает, мы будем весь праздник или только сегодня. Ты, часом, не знаешь?
Иуда. Не удостоили сообщить. Марфа спросила, вернемся ли мы на ночь в Вифанию. Пришлось сказать, что не знаю.
Иоанн. Спросим Учителя, когда придет… Вон еще кто-то.
Иуда. Наверное, твой брат. Нет, другой Иаков.
Петр. И другой Иуда. А что с моим братом, Андреем и Фомой?
Иуда-Фаддей. Мы их обогнали. У Фомы волдырь на пятке.
Иоанн. Бедный! Всегда с ним что-то случается! Когда воссядет на престоле, подушка будет в буграх. Ах ты, я волнуюсь и спать хочу! Как будто жду чего-то ужасного и боюсь проспать. Так бывает в день рождения, перед гостями.
Петр (практично). Устал ты за день.
Иуда. А что, по-твоему, случится?
Иоанн. Не знаю. Учитель так странно говорит, что я не удивлюсь, если придет Царство.
Иуда. Очень интересно.
Петр. А, вот они! Как пятка?
Иаков. Марфа прислала еще опресноков. Смотри, какие! Прямо из печи. Хрустят.
Петр. Верно. Заходи, Андрей, заходи!
Иаков. Нафанаил и Симон Кананит входят в калитку.
Иоанн. Значит, все, кроме Матфея.
Фома. Он с Учителем. Ну, я сяду. Нога болит.
Иаков. Вон туда. Здесь — Иоанн.
Фома (обижен). Прости. Сяду пониже. Надеюсь, никто не возражает?
Иоанн. Ой, Фома! Мне все равно, где сидеть.
Петр. Опять эти споры!
Матфей (входит). Споры? Ну и люди вы, честное слово! Собираемся праздновать Пасху, мы с Учителем идем, радуемся, смотрим на луну, Он мне такую хорошую историю рассказывает, про доброго самарянина — а вошли сюда, и пожалуйста!
Спорят.
Перестаньте, вон — Учитель.
Иисус. Мир вам, дети.
Ученики. И Тебе.
Петр. Все готово. Лежанка для Тебя — во главе стола… Подушка удобно лежит?
Иисус. Спасибо, Петр. Удобно.
Петр. Кто будет рядом с Тобой?
Филипп. Учитель, можно дальше будем мы с Нафанаилом?
Иисус. Конечно, Филипп. Петр, а ты — справа от Иоанна, хорошо?
Петр. Ну, как же! Иаков, ты — сюда, между мной и Андреем… Симон… Фома, другой Иуда… другой Иаков… У Матфея место есть?
Матфей. Есть, рядом с Нафанаилом. Спасибо, тут очень удобно.
Петр. Иоанн, как вино?
Иоанн. Налил первую чашу. Учитель, благослови трапезу.
Иисус. Спасибо Тебе, Господь наш, создавший для нас эти яства. Аминь.
Иоанн. Травы, Учитель… подливка…
Следующие реплики — на фоне общей беседы.
Андрей. Третью Пасху вместе едим. Каких мы чудес не видели с тех пор, как узнали Учителя! Помнишь, Иоанн, как я тебя к Нему привел?
Петр. Я помню, Андрей. Да, было у нас всякое… И мирное время, и трудное, раз или два — страшное, а то и великое. Многого мы не забудем, а, Иоанн?
Иоанн. Забыть нельзя ничего.
Филипп (через стол). Я вот не забуду самого начала… когда к нам сила пришла, исцелять. И еще Лазаря, как он вышел и закричал от радости.
Нафанаил. Я тогда удивился. А когда Учителя бить собирались — испугался. Хотя очень здорово Он им вызов бросил, прямо сердце пробил!
Матфей. Вообще-то сердце переворачивают добрые, жалостливые слова. Учитель, сказать не могу Тебе, что они со мной сделали! Эта Пасха — самая лучшая. А почему? Потому что Царство увидим, верно я говорю?
Иисус. Царство очень близко.
Матфей. Мы его, можно сказать, пред-вку-шаем. Вон Учитель — на царском месте, с Ним — советники, слева и справа. Сердце и голова, Иоанн и Иуда.
Иуда (неприязненно). Рад узнать, в какой Иоанн должности.
Андрей. У моего брата тоже есть должность… и звание.
Петр. Андрей, ну что ты!
Иаков. Хранитель ключей, да?
Андрей. Именно! Верховный судья.
Иуда. Скорей уж, главный тюремщик.
Андрей. Как ты грубо… А главное, на Петре стоит церковь.
Нафанаил. Значит, первосвященник.
Иаков (неприятно удивлен). Он не священнического рода. Наш отец Зеведей…
Филипп. Конечно, Иаков, конечно. Первосвященник — Иоанн, а Иуда ведает казной.
Матфей. А я? Я ведь был чиновником. Плохая должность, плохие власти — но всё же чему-то научился.
Фома. Что ж, все должности — тем, кто во главе стола?
Иуда-Фаддей. Правильно! Как же мы с тобой и Симон?
На нижней стороне стола — гул спора, из которого вырываются крики: «…совета!» «…дворца!», «…иностранных дел!»
Иоанн. Учитель, Тебя раздражает это безумие?
Иисус. Нет, Иоанн, огорчает. Они так мало поняли, времени почти не осталось… Есть в том кувшине вода?
Иоанн. Есть, Учитель. Налить Тебе?
Иисус. Нет, не надо… Помоги Мне снять плащ.
Матфей (над гулом спора). Тише, вы! Учитель выходит из-за стола. Рассердился на наши глупости. Это я виноват, я начал.
Андрей. Нет, я. Петром расхвастался.
Фома. А я ворчал. Ворчать нельзя, тем более на Пасху.
Андрей. Что это Учитель делает? Полотенцем опоясался, как слуга!
Петр. Несет кувшин и миску! Нельзя же так! Иоанн, чего ж ты?
Иисус. Иоанн, сын Зеведеев, дай Я помою тебе ноги.
Иоанн. Учитель! (Подавляет инстинктивный протест). Как Ты хочешь, дорогой Учитель. (Плеск воды).
Петр (громким шепотом). Да что это?!
Иоанн. Петр, оставь.
Иисус. Симон Петр, сын Ионин…
Петр. Ну, нет! Ну уж — нет!
Иисус. Нет? Снова и снова скажу: если Я их тебе не помою, ты никак со Мною не связан.
Петр. О!.. Прости, не понял. Мой, Учитель, — что там, и руки, и лицо! (Плеск).
Иисус. Те, кто омылся, не должны омываться снова. Только ноги у них — в дорожной пыли. Если омоешь ноги, ты чист. Иаков, сын Зеведеев… (Плеск).
Иаков. Учитель, мы все омылись, чтобы смыть грехи. Значит, мы чисты?
Иисус. Да, вы чисты… Андрей, сын Ионин… (Плеск). Да, вы чисты, но не все. Симон Кананит… (Плеск).
Петр (шепотом). Иоанн, почему Он так сказал?
Иоанн (шепотом). Не знаю. Когда загляну себе в сердце, вижу столько грязи…
Иисус. Фома-близнец, дай Я помою… Ты натер ногу?
Фома. Так, чепуха, Учитель… ерунда.
Иисус. Я смою боль вместе с пылью… (Плеск воды, звук имен). Иуда… Иаков… Матфей… Нафанаил… Филипп… Иуда Искариот, дай Я помою тебе ноги. (Плеск). Они в грязи… молись, чтобы они не ввели тебя в искушение.
Иуда (угрюмо). Я положил руку на плуг и пойду — по крови ли, по грязи…
Иоанн. Учитель, разреши, я уберу кувшин… Вот Твой плащ… Вернись к нам.
Иисус. Спасибо, Иоанн. Слушайте, дети! Поняли вы, что Я делал? Вы зовете Меня Учителем и Господином — и правы, это верно. Так вот, если Я, ваш Господин и Учитель, помыл вам ноги, как слуга, то и вы должны мыть друг другу ноги. Я подал вам пример, чтобы вы делали то же, что Я. Слуга не разумней господина, посланец — не больше хозяина… Надеюсь, вы поняли… (Что-то вроде «Да, да…») Что ж, хорошо вам, если так и будете делать… Говорю не обо всех. Я знаю, кто — со Мной, а кто отвергнет Меня, как сказано в Писании. Помните, принявший Меня принимает Того, Кто Меня послал, отвергнувший — Его отвергает.
Иоанн. Учитель, как Ты печально говоришь!
Иисус. Снова и снова скажу: один из вас предаст Меня.
Петр. Предаст?!
Иаков. Ну, что Ты!
Матфей. Кто же у нас такой подлец?
Филипп. Тебя — и предать! Чушь какая-то.
Нафанаил. Учитель, Учитель, Ты же не думаешь, что кто-то нарочно?..
Фома. Конечно, не думает!
Матфей. Случайно, по глупости… это мы можем.
Петр. Да уж, я вечно что-нибудь ляпну. Учитель, Ты про меня? Да?
Ученики. Я? Я?
Андрей. Может, еще какой-то, не из нас?
Иисус. Из вас, из двенадцати. Тот, кто ел со Мной хлеб. Сын Человеческий идет, как написано, но горе тому, кто Его предал! Лучше бы ему не родиться.
Ученики. Из нас?! Кто ж это?.. Нарочно?.. Ужас какой!.. Что Он хочет сказать?..
Дальнейшая беседа — на таком фоне.
Петр (тихо). Иоанн, Иоанн, спроси Его! Иоанн. Дорогой Учитель, кто это?
Иисус. Я обмакну в подливку хлеб и дам ему. (Громко). Иуда Искариот!
Иуда. Учитель?
Иисус. Возьмешь этот хлеб?
Иуда. Спасибо. (Тихо). Учитель, Ты — обо мне?
Иисус (тихо). Да. Что задумал, делай быстро.
Иуда. Ты много знаешь, Царь Израиля.
Матфей (голос его снова вырывается из гула). Ничего не понимаю… Эй! А где Иуда?
Нафанаил. Наверное, пошел что-то купить или раздать милостыню. Скажи…
Матфей. Тих-хо! Учитель говорит.
Иисус (почти про себя). Значит, сейчас, Сын Человеческий… сейчас… (Громко). Дети, послушайте! Я недолго буду с вами. Скоро вы станете искать Меня, ибо Я как сказал, так и скажу: туда, куда Я иду, вы прийти не можете. Очень скоро вы не увидите Меня, а потом — увидите, ибо Я иду к Отцу.
Матфей. Учитель, Ты нас не бросишь!
Нафанаил. Ты уходишь? Сейчас?
Андрей. Почему?
Филипп. А как же Царство?!
Иуда-Фаддей. Что это? Скоро не увидим…
Иаков Младший. А потом — увидим…
Симон Кананит. Идет к Отцу…
Фома. Ничего не понимаю!
Петр. Учитель, мы не поняли. Что Ты собрался сделать? Куда идешь?
Иисус. Туда, куда пойдете и вы, только не теперь. Прежде чем уйти, Я хочу дать вам новый закон. Любите друг друга! Любите, как Я любил вас. Так и узнает мир, что вы — Мои ученики.
Сцена II
Иерусалим.
1. У первосвященника
Евангелист. Иуда немедленно вышел. Уже стемнело.
Иуда. Господин мой, действуй быстро. Он подозревает. Сегодня ночью Он назначил встречу в Гефсимании.
Кайяфа. На какой час?
Иуда. Не знаю. Он сказал: «Будем ждать, пока не придет время».
Кайяфа. Баруха упоминал?
Иуда. Нет. Но что еще мог Он иметь в виду? Разве что… Нет, это невозможно. Путь страдания Он забыл. Он виновен, я знаю! Он должен быть виновен… Когда я ушел, господин мой, они еще ужинали. Можешь взять Его в саду, пока не пришли сообщники.
Кайяфа. Да… Хотел бы я побольше сведений!.. Завтра — пятница, ночью — уже суббота. Держать Его в тюрьме до новой недели — нельзя, будет бунт. Надо все провернуть, пока никто ничего толком не понял. Возможно ли взять Его, допросить, осудить и казнить завтра, до шести вечера? Трудно, но попытаемся… Езекия!
Писец. Господин мой?
Кайяфа. Пошли гонцов ко всем членам синедриона. Срочный совет, здесь, у меня.
Писец. А если они еще не отужинали?
Кайяфа (мрачно). Пусть поспешат. Моисей велел есть быстро. Скажи, через час — здесь. Что еще? Свидетели. Надеюсь, ты брал на заметку тех, кто на Него жаловался?
Писец. Да. Все — тут.
Кайяфа. Выбери, кто получше, и проследи, чтоб были здесь до полуночи. Этот приказ — начальнику дворцовой стражи. Скажи, чтобы привел… Искариот, сколько их у вас?
Иуда. Одиннадцать.
Кайяфа. Пусть возьмет столько, чтобы с ними справиться. Или больше, кто его знает. Ждать будут здесь, до распоряжений. Быстро, быстро!
2. Горница Тайной Вечери
Евангелист. Пока они ели, Иисус взял хлеб и вино, по обряду Пасхи…
Иоанн. Учитель, Ты благословишь хлеб?
Иисус. Спасибо Тебе, Господь наш, Бог мирозданья, что Ты дал нам хлеб, плод земли. Аминь.
Ученики. Аминь.
Иисус. Берите, ешьте. Это — Мое тело, Которое Я преломляю за вас… Делайте так в память обо Мне. (Ломает опреснок).
Петр (шепотом). Иоанн, что это? Почему — «тело»?
Иоанн (шепотом). Помнишь, Он сказал: пока мы не будем есть Его плоть…
Петр. Помню, но не понимаю. Спроси Его, а?
Иоанн. Я и так спрошу, когда дам Ему чашу. Полагается по обряду… Петр, мне страшно!
Петр. Налей вина и спроси.
Иоанн (неуверенно). Учитель, благословишь ли Ты вино второй чаши?
Иисус. Спасибо Тебе, Господь, Бог мирозданья, что Ты создал плод лозы. Аминь.
Ученики. Аминь.
Иоанн (произносит обычную формулу). Что Ты хочешь этим сказать?
Иисус. Пейте ее, ибо это — кровь Моя Нового Завета, которую Я проливаю за всех, во оставление грехов… Как Я хотел есть с вами Пасху! Ведь Я не буду есть ее, пока она не свершится в Царстве Божьем. Что ж, возьмите, разделите между собой, ибо Я не буду пить от лозы виноградной, пока не придет Царство.
Иоанн. Учитель, Твои слова удивляют нас и печалят.
Иисус. Не тревожьтесь. Вы верите в Бога — верьте и в Меня. У пути в дом Моего Отца много придорожных гостиниц. Я всегда приму вас, так что мы снова и снова будем вместе. Не печальтесь. Вы знаете, куда Я иду, и знаете, как идти туда.
Фома. Мы не знаем, куда Ты идешь! Откуда же нам знать, как туда идти?
Иисус. Я — Путь, Истина и Жизнь. Прийти к Отцу можно только через Меня. Если вы знали Меня, вы Его узнали. Да вы и сейчас знаете Его, вы Его видели.
Филипп. Разве можно увидеть Бога — и не умереть? Учитель, с нас хватит, если Ты покажешь нам Отца.
Иисус. Я столько был с вами, Филипп, а вы Меня не узнаете?.. Тот, кто видел Меня, видел Бога.
3. У первосвященника
Евангелист. Тогда первосвященник созвал совет…
Кайяфа. Итак, решено. Отец мой Анна, сделай вот что: собери свидетелей, прими узника, пошли всех в старый зал и собери совет. Я к вам присоединюсь… Да, и не забудь, пусть принесут мое одеяние… Надо пойти к Пилату, убедить его, чтоб утвердили приговор сразу, без суда. Если он решит все проверить, целый день потеряем… Ничего. Вероятно, рассказ о заговоре сработает.
Шадрах (из вредности). Значит, синедрион будет судить Иисуса за оскорбление кесаря?
Кайяфа. Нет, Шадрах. За колдовство, богохульство и презрение к Закону.
Анна. Позовете этого, Искариота?
Кайяфа. Нет, не стоит. Произведет плохое впечатление. Кроме того, по Закону нужны два свидетеля, а его обвинений поддержать некому. Он свое сделал, лучше его устранить. Ну, времени терять нельзя. Езекия, плащ!
4. Горница
Иисус. Если вы любите Меня, исполняете Мои заповеди, Я попрошу Отца, чтобы Он послал вам сильного помощника — Утешителя, духа Истины. Мир не может принять Его, потому что Его не знает; а вы — знаете, и Он будет с вами всегда. Верьте Мне, Я не оставлю вас без утешения, Я к вам приду. Мир Меня не увидит, вы — увидите, и узнаете, что Я жив, и жизнью Моей будете живы.
Петр. Учитель, как Ты покажешься нам, а не другим?
Иисус. Если кто любит Меня и выполняет, что Я сказал, Мы с Отцом придем к нему и поселимся в его сердце. Я говорю вам всё это, пока Я с вами; когда же придет Святой Дух, вы вспомните и поймете… Я много хочу сказать вам, но сейчас вы не вместите, да и времени нет, князь мира сего встает, чтобы Мне противиться. Ничего не бойтесь. Я оставляю вам Мой мир — не тот, что считают миром в этом мире, а другой, который есть у Меня. Помните, мы с вами — одно. Я — лоза, вы — ветви. Если жизнь лозы не вливается в них, плода на ветках не будет. Без Меня вы ничего не можете сделать; но если ваша жизнь — во Мне, просите чего угодно, Я дам вам живую силу. Знайте это и радуйтесь… Я — с вами, всегда радуйтесь. Снова скажу: любите друг друга, как Я полюбил вас. Самая большая любовь — когда ты отдаешь за друга жизнь. Вы — Мои друзья, Я не назову вас слугами, ибо господин не доверяет своих дел слугам. Нет, вы — друзья, и с вами Я разделил все тайны Божьи.
Иоанн. Учитель, мы любим Тебя как друга — и как господина.
Иисус. Только помните, что Я сказал: слуга — не больше хозяина. Если мир вас ненавидит, первым он возненавидел Меня. Вас будут выгонять из синагог, преследовать, и придет время, когда, убивая вас, люди будут думать, что служат Богу. Но не бойтесь, Я победил мир.
Петр. Учитель, что бы ни случилось, слова Твои дадут нам силу и смелость.
Иисус. Станьте со Мной на колени, и Я помолюсь о вас, Мои дорогие друзья, Мои дети…
Отец, час настал. Я прославил Тебя на земле Я сделал то, что Ты Мне заповедал. Теперь прославь Меня славой, которую Я имел с Тобой до основания мира. Я открыл имя Твое тем, кого Ты дал Мне; они были Твои, и Ты дал их Мне, и они сохранили Твое слово. Пока Я был с ними, Я соблюдал их и никого не потерял, кроме одного, который сам нас бросил, ибо так должно быть. А сейчас, когда Я должен уйти, Я приношу их снова к Тебе. Благослови их и охрани, чтобы они были едины, как Мы с Тобой. Я не прошу, чтобы Ты забрал их из мира, — только охрани их от мирского зла, ведь Я посылаю их в мир, как Ты Меня послал. Молю Тебя не за них одних, но за всех, кого они научат и приведут к Тебе, чтобы они все были едины — Я в них, и Ты во Мне, все вместе. Аминь.
Ученики. Аминь.
Хвалебные псалмы; постепенно затихают.
5. У Пилата
Пилат (не без раздражения). Да, да, дорогой мой Кайяфа. Конечно, подпишу любой приговор местного суда, если он не противоречит имперскому праву, а суд соответствует закону данной страны. Но зачем мне вставать затемно?
Кайяфа. Ваша милость, чем быстрее, тем лучше. У Него немало сторонников. Если дать им время, могут быть большие неприятности. А кроме того — только вам, в обвинение это не входит — у меня есть основания полагать, что Он связан с националистами Баруха-зелота и на сегодняшнюю ночь намечен мятеж.
Пилат. Вот как!
Кайяфа. Пожалуйста, запись.
Пилат. Спасибо. (Язвительно). Кесаря тронет твоя забота о благополучии Рима. Хорошо, я разберусь.
Кайяфа. А приговор?
Пилат. Пошли ко мне арестованного и протокол — сюда. Тогда — подпишу.
Кайяфа. Премного обязан вашей милости.
Пилат. Не за что. Спокойной ночи. (Про себя). Клавдии это не понравится. (Вслух). Флавий! Возьми донесения об Иисусе из Назарета и погляди, есть ли там про некоего Баруха… Не доверяю евреям.
6. Горница
Иоанн. Вот и прошла эта странная трапеза… Учитель, Ты еще не уходишь? Ты сказал, что пойдешь в Гефсиманию. Пойдем вместе, а? Ты не прогонишь нас? Не бросишь?
Иисус. Нет, Иоанн, не прогоню и не брошу. Но сегодня ночью вы Меня бросите. Помните, как у пророка? «Поражу пастыря, и рассеются овцы». Кончится всё хорошо — когда Я восстану, Я созову овец и поведу, как водил в Галилее.
Петр. Учитель, что Ты! Может, все Тебя и бросят, но не я.
Иисус. Симон, Симон! Сатана хочет уловить вас и рассыпать, как рассыпают зерно. Но Я просил, чтобы вы устояли. Когда ты впрямь обретешь свою душу, укрепи братьев.
Петр. Учитель, я не боюсь. Я пойду куда угодно. Я в тюрьму с Тобой пойду! Что мне шпионы и предатели? Я умру за Тебя!
Ученики. Мы все за Тебя умрем!
Иисус. Умрешь за Меня? Снова и снова скажу: раньше чем петух запоет, ты трижды от Меня отречешься.
Петр. Отрекусь?! Да я лучше умру!
Ученики. Правда, Учитель, правда! Мы Тебя не покинем. Мы жизнь отдадим за Тебя и за Царство!
Иисус. Бедное Мое стадо! Опять Я вас посылаю, как овец к волкам. Помните, тогда Я говорил, чтобы вы ничего не брали? Что ж, ощущали вы нужду?
Иаков. Нет, Учитель, нам всего хватало.
Иисус. Теперь — не так. Теперь Я скажу: возьмите кошелек. А если у кого нет меча, пусть продаст плащ и купит. Я должен уйти, как предрекали пророки, и конец Мой — тот, какой ждет всех преступников. Вы остаетесь в мире, учитесь же владеть силами мира — деньгами и мечом.
Петр. Значит, мы будем драться за Царство? У нас только два меча.
Иисус. Этого хватит. Идем. Попрощайтесь с комнатой… Держитесь ближе ко Мне.
7. У Пилата
Пилат. Прости меня, Клавдия. Я знал, что тебя это огорчит.
Клавдия. Кай, почему ты должен подписывать? Я уверена, что Он — хороший человек.
Пилат. Очень может быть. Но Он — центр бури. Вспомни, когда ты Его увидела, был мятеж.
Клавдия. У Него есть враги, как у всех хороших людей. Посмотри, не ложно ли Его обвинили. Ты же не дашь Ему умереть, если Он невинен?
Пилат. Что ты говоришь! Рим справедлив. Но он уважает местные законы. Если этот человек оскорбил иудейский закон…
Клавдия. Ну что они значат, эти варвары с их суевериями и распрями!
Пилат. Клавдия, послушай! Я просто не могу больше с ними ссориться. Ты знаешь, недавно вмешался кесарь. Если он опять рассердится — мне конец.
Клавдия. Нет! Ты прав, нельзя его сердить. Он… он же кесарь.
Сцена III
1. Гефсиманский сад.
Евангелист. Тогда Иисус пошел с учениками туда, где бежал Кедрон, в Гефсиманию…
Иисус. Петр, Иоанн, Иаков, спят ли остальные?
Иаков. Да, наверное…
Иисус. Идемте со Мной, вы Мне нужны.
Петр. Хорошо, Учитель.
Иисус. Я хочу, чтобы вы были рядом… Я любил вас… Дети, как Мне трудно! Может ли плоть это вынести?.. Из глубины, Господи, из глубины… все волны Твои и воды прошли надо Мной… Труднее всего — ждать…
Иоанн. О, Господи, Господи!
Иисус. Душа Моя скорбит… Это — как ужас смерти. Побудьте здесь, пободрствуйте, а Я помолюсь.
Петр. Смотрите, нас — трое, как там, на горе!
Иаков. Что мы сегодня увидим?
Иоанн. Я столько плакал, что не вижу ничего.
Иисус (немного в стороне). Авва, Отче, с Тобой все возможно. Если возможно и это, пронеси чашу… Если… но не как Я хочу, а как Ты.
Иаков. До чего же серьезно Он молится!
Петр. Да, словно у Него болят и тело, и душа.
Иаков. Лоб — мокрый, в поту… как у распятых на дыбе.
Петр. Пот капает на землю, словно кровь.
Иаков. Такую молитву Господь исполнит.
Петр. Смотрите, ответа нет! Нет и света, а Он так мучается.
Иоанн. Не могу! (По-детски). Иаков, держи меня, темно, страшно!..
Иаков. Тише, братец, тише… Ну, ну… (Слова его затихают).
Иисус. Дети! Уже спят… Проснитесь. Иоанн (сквозь сон). Сейчас, сейчас.
Иаков (в полусне). А, что?
Петр (просыпаясь). О, Господи, прости нас! Наверное, мы так плакали, что заснули.
Иисус. Неужели вы не могли пободрствовать со Мной хоть час?
Иаков. Нам очень стыдно…
Иоанн. Как же это мы?
Петр. Совсем не хотели…
Иисус. Плоть немощна. Мне ли не знать? Что ж, бодрствуйте и молитесь, а то не выдержите испытания… (Отходит).
Иоанн. Долго мы спали?
Иаков. Сейчас примерно полночь. Под оливами совсем темно.
Иисус (немного поодаль). Авва Отче, если можешь!..
Петр. Опять те же слова…
Иаков. Просит и молит.
Иоанн. Словно прорывается сквозь пространство и время… Петр, ты видишь? Что там?
Петр. Рядом с Ним… весь в свете… держит.
Иаков. Свет — как сияющая тьма, лик — горестный, строгий…
Иоанн. Это Азраил, ангел смерти. О, Господи, Господи!
Иаков. Помолимся и мы.
Петр. Слова все забыл.
Иисус. Отче, если надо выпить чашу, да будет воля Твоя.
Иоанн. Молись, как Он. Молись, как Он учил нас…
Петр, Иаков. Отче наш!..
2. У первосвященника
Анна. Ну, пора. Елиуй!
Начальник стражи. Господин мой?
Анна. Берите Его. Искариот отведет вас. Там темно, да и деревья… Не ошибитесь.
Иуда. Положись на меня, Елиуй. Следи, что я сделаю. Их двенадцать. Я подойду к Одному и скажу: «Здравствуй, Учитель». Потом возьму за руки — вот так — и поцелую. Это Он. Не выпустите!
Начальник стражи. Прекрасно. Эй, вы! Пошли.
Отряд не чеканит шаг, как римляне, — в конце концов, это только местная полиция.
3. Гефсимания
Евангелист. И в третий раз Он подошел к ним, но они опять заснули от скорби…
Иисус. Измучились. Помоги, Господи, Моим бедным детям! Стоит ли их будить?
Иоанн (во сне). Учитель, Учитель…
Иисус. Спите, наберитесь сил — час жесток, Сын Человеческий предается в руки злодеев. (Меняет тон). Нет! Проснитесь! Вот они! С ними — предатель. Глядите!
Иаков. Свет!
Иоанн. Какие-то люди с факелами!
Петр. И с мечами! Эй, Фома! Андрей! Сюда, к нам!
Ученики (сбегаясь). Что такое? Где Учитель?
Иисус. Дети, спокойней.
Подходит отряд.
Петр. Встаньте вокруг Учителя. Закройте Его!
Иаков. Кто их ведет?
Филипп. Слава Богу! Не бойтесь! Это — Иуда.
Иоанн. Предатель!
Иисус. Друг, зачем ты пришел?
Иуда. Здравствуй, Равви!
Иисус. Предашь ли Сына Человеческого?
Начальник стражи. Ты — Иисус из Назарета?
Иисус. Я ЕСМЬ. (Смятение, суеверный ужас).
Начальник стражи. Кто Ты, что отвечаешь именем Божьим?
Иисус. Кто вам нужен?
Начальник стражи. Иисус.
Иисус. Это Я. Пусть твои люди делают свое дело.
Звон мечей, крик.
Иисус. Петр, убери меч! Взявшие меч от меча и погибнут. Я не хочу, чтобы тебя убили. Пойми, Я мог бы позвать на помощь ангелов — но разве можно не пить чашу, когда ее дает Отец? Ранен кто-нибудь?
Голос: «Малх ранен».
Малх (сварливо). Полуха отрубил.
Иисус. Подойди ко Мне, друг. Отпустите руки на минутку… Ну, вот и все. Почему вы вышли на Меня с мечами и , словно Я — разбойник? Каждый день Я учил в Храме, и вы не трогали Меня… Но сейчас — ваше время и власть тьмы.
Евангелист. Тогда все ученики бросили Его и бежали.
[1] Фрэнк Моррисон («Кто отвалил камень») утверждает, на мой взгляд — доказательно, что Кайяфа ходил к Пилату и тот обещал ему приговор утвердить. Это объясняет все дальнейшие действия на суде.
