> 5. У нас есть основание для беспокойства
(начало главы — в предыдущем выпуске)
> В нравственном законе нет никакой снисходительности. Он
тверд как алмаз. Он приказывает идти прямыми путями и, кажется,
совсем не заботится о том, болезненно ли, опасно или трудно следовать
этому приказу. Если Бог таков же, как нравственный закон, то
Он едва ли мягок.
> Пока что нам нет смысла говорить, что под "добрым"
Богом мы понимаем такого Бога, который способен прощать. Ведь
прощать способна только личность, а мы пока вправе утверждать, что
сила, которая скрывается за нравственным законом, скорее похожа
на разум, чем на что-то другое. Но это еще не значит, что эта
сила должна быть личностью. Если это просто безличный, бесчувственный
разум, то, вероятно, нет смысла просить его о помощи или о поблажке,
как не имело бы смысла просить таблицу умножения, чтобы она простила
вас за неправильный счет. Бесполезно и говорить, что если
Бог безличное абсолютное добро, то
Он нам не нравится и мы не собираемся обращать на Него внимания.
Бесполезно это потому, что одна часть вас самого стоит на стороне
этого Бога и искренне соглашается с осуждением жестокости, жадности,
бесчестности и корысти. Вы, быть может, хотели бы, чтобы Он был снисходительнее
на этот раз, но в глубине души вы сознаёте, что если сила, стоящая
за Вселенной, не будет безоговорочно обличать недостойное поведение,
она перестанет быть добром. С другой стороны, мы знаем: если существует
абсолютное добро, оно должно ненавидеть большую часть того,
что мы делаем.
> Вот в каком ужасном, безвыходном положении оказываемся
мы с вами. Если Вселенной не правит абсолютное добро, все наши усилия
напрасны. Если же абсолютное добро всё-таки правит Вселенной, мы ежедневно
бросаем ему враждебный вызов, и непохоже на то, чтобы завтра мы стали
хоть немного лучше. Таким образом, и в этом случае наша ситуация безнадежна.
Мы не можем жить без этого добра и не можем жить в согласии
с ним.
> Бог наше единственное утешение
и самый страшный ужас. В Нём мы сильнее всего нуждаемся и от Него
же больше всего хотим спрятаться. Он наш единственный
союзник, а мы Его враги. Послушать некоторых, так встреча с абсолютным
добром одно удовольствие. Им надо бы
хорошенько задуматься; они всё еще играют в религию. Надмирная доброта
несет либо великое облегчение, либо величайшую опасность, в зависимости
от того, как вы ей ответите. А мы с вами отвечаем неправильно.
> Теперь я подошел к третьему пункту. Избирая окольный путь,
чтобы подойти к тому, что меня действительно интересует, я не хотел
разыгрывать вас. Я избрал его вот по какой причине: всякий разговор
о христианстве лишен смысла для людей, не познакомившихся с тем,
что я описал. Им (насколько мне известно) нечего сказать тому,
кто не знает за собой ничего плохого, и не чувствует, что нуждаются
в прощении. Только после того, как вы поймете, что нравственный закон
действительно есть, как есть и сила, стоящая за ним, а вы нарушили
этот закон и повели себя неверно по отношению к этой силе,
только тогда, и ни секундой раньше, христианство станет обретать
для вас смысл.
> Если вы знаете, что больны, вы следуете советам доктора.
Если вы знаете, как безысходно ваше положение, вы начнете понимать,
о чём говорят христиане, потому что они предлагают объяснить, почему
мы ненавидим добро и любим. Они предлагают
объяснить, как это Бог может быть безличным разумом, стоящим за нравственным
законом, и в то же самое время Личностью.
Они говорят нам, как невыполнимые для нас требования закона были
выполнены за нас; как Бог стал человеком, чтобы спасти человека
от Божьего осуждения. Это старая история, и если вы пожелаете углубиться
в нее, вы обратитесь к тем, кто компетентней, чем я. Я прошу
от вас одного взглянуть в лицо фактам,
чтобы понять вопросы, на которые христианство предлагает ответы. А факты
эти пугают. Я хотел бы сказать что-нибудь более радужное; но должен
говорить то, что считаю правдой. Конечно, я целиком согласен
с тем, что христианство в конечном счете
источник несказанного утешения. Но начинается оно не с утешения.
Оно начинается с тревоги и смятения, которые я описал, и
не имело бы смысла идти к этому утешению, минуя стадию тревоги. В
религии как на войне, как во многих ситуациях:
покой (утешение) нельзя обрести, если искать только его. Вот
если вы будете искать истину, то, возможно, в конце концов
обретете и покой; если ищите только покой, вы не найдете ни его,
ни истины. Найдете вы пустые речи да помышления, которые будут
вам казаться истиной в начале пути, в конце же вас ждет
безнадежное отчаяние. Почти все мы излечились от предвоенных розовых
мечтаний о согласованной международной политике. Настало время
излечиться от них и в религии.