I

Хлеб и вино. Полагая на престол эти смиренные человеческие дары - нашу земную пищу и питье, - мы совершаем древнейшее священнодействие, которое с первых дней человеческой истории составляло сердцевину всякой религии, - мы приносим жертву Богу. (см. Быт. 4,2-4).

О жертвоприношениях написаны тысячи книг. Им даются самые различные объяснения. Богословы, историки, социологи, психологи пытаются уяснить сущность жертвы, выводят ее - кто из страха, кто из радости, кто из низких, кто из высоких причин. И какова бы ни была ценность всех этих объяснений, несомненным остается, что где бы и когда бы ни обращался человек к Богу, он неизменно ощущал потребность принести Ему в дар, в жертву самое драгоценное из того, что он имел, самое насущное для своей жизни.

Наше утонченное сознание ужасается этим кровавым жертвам первобытных религий. Однако в нашей утонченности не теряем мы ли чего-то самого основного, первичного, того, без чего, в сущности, нет и религии? Ибо на последней своей глубине религия есть не что иное, как жажда Бога: "Жаждет душа моя Бога живого..." (Пс.41,3). И о жажде этой часто лучше знали, ее глубже ощущали "первобытные" люди, чем знает современный человек со своей "одухотворенной" религией, отвлеченным морализмом и иссушающим интеллектуализмом.

Захотеть Бога... Это значит, прежде всего, всем существом узнать, что Он есть, что вне Его - мрак, пустота, бессмыслица, ибо в только в Нём - причина, смысл, цель, радость всего существующего. Это значит возлюбить Его всем сердцем, всем разумом, всем существом. И это значит, наконец, испытать и познать беспредельность нашей оторванности от Него, нашу страшную вину и одиночество в этом отрыве. Узнать, что в последнем итоге есть лишь один грех: не захотеть Бога и оторваться от Него, и есть только одна печаль - "не быть святым", не иметь освящения - единства с единым Святым...

Но там, где есть эта жажда Бога, это сознание греха и эта тоска по подлинной жизни, там неизменно есть жертва. В жертве человек отдает себя и свое Богу, потому что, узнав Бога, он не может не любить Его, а возлюбив - не стремиться к Нему, к единству с Ним. А т.к. на этом пути к Богу стоит и загромождает его грех, то в своей жертве человек ищет также прощения и искупления; он приносит ее в умилостивление за грехи, он вкладывает в нее всю боль и муку своей жизни, чтобы страданием, кровью, смертью, наконец, искупить свою вину и воссоединиться с Богом. И как бы ни затемнялось и ни огрублялось религиозное сознание, как грубо, утилитарно, по-язычески ни понимал человек и своей жертвы, и то, во имя чего, и кому он ее приносит, в основе ее неизменно оставалась исконная, неистребимая жажда Бога. И в своих бесчисленных приношениях, закланиях, всесожжениях, человек, пускай впотьмах, пускай дико и первобытно, но искал и жаждал Того, Кого не может перестать искать, ибо Он для Себя создал нас и не успокоится сердце наше, пока не найдет Его (бл. Августин).

II

Однако все эти жертвы были бессильны уничтожить грех и восстановить полноту утерянного человеком единства с Богом. К ним ко всем, а не только к ветхозаветным жертвам, можно отнести слова Послания к Евреям: они никогда не смогут "сделать совершенными приходящих с ними, иначе бы перестали приносить их; потому что приносящие жертву, быв очищены однажды, не имели бы уже никакого сознания грехов" (10,1-2). Они были бессильными потому, что, хотя и исполненные жажды Бога и единства с Ним, сами они оставались под законом греха. А грех - это не вина, которую можно загладить и искупить, внеся, пускай и самую высокую, цену. Грех - это, прежде всего, отрыв самой жизни от Бога, и потому - такое падение и распад ее, в которых вся она, а не только отдельные грехи, стала греховной, смертной. И не может быть у этой падшей жизни, целиком подчиненной закону греха, силы саму себя исцелить и возродить, снова наполнить Жизнью, снова сделать освящением... В ней остаются порыв, жажда, раскаяние, их вкладывает человек в свою религию и в свои жертвы, но эта религия и жертвы не могут спасти человека от порабощенности греху и смерти, как не может падающий в пропасть сам остановить своего падения, заживо погребенный - высвободить себя, мертвый - воскресить себя. Спасти, именно спасти, - ибо в спасении, а не просто в помощи нуждается наша жизнь, - может только Бог. Только Он может исполнить то, бессильной мольбой о чём остаются все жертвы, чаянием, прообразом, предвосхищением чего все они были. Он исполнил это в последней, совершенной и всеобъемлющей жертве, в которой Он отдал Сына Своего единородного для спасение мира, в которой Сын Божий, став Сыном Человеческим, принес Себя в жертву за жизнь мира.

В этой жертве исполнилось и совершилось всё. В ней очищена, восстановлена, явлена во всей сущности и полноте сама жертва, ее предвечный смысл как совершенной любви и потому совершенной жизни, состоящей в совершенной самоотдаче: во Христе "так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего...", и в Человеке Христе - так возлюбил человек Бога, что отдал себя до конца, и в этой двуединой отдаче ничего не осталось не отданным и во всём воцарилась любовь - "любовь Отца распинающая, любовь Сына распинаемая, любовь Духа - торжествующая силою крестной". И в этой жертве воссияло и даровано было прощение грехов, ибо она была только любовью и только в любви. И наконец, в ней исполнена и утолена была извечная жажда человека по Богу: Божественная жизнь стала нашей пищей, нашей жизнью... Всё то, что сознательно или бессознательно, впотьмах, частично, искаженно вкладывал человек в свои жертвы, всё то, чего чаял от них, и то, что не могло "придти на сердце человеку", всё это было исполнено, совершено и даровано единожды и навсегда - в этой жертве всех жертв.

Последняя и самая радостная тайна ее в том, что Христос даровал ее нам, новому, в Нём возрожденному и с Ним соединенному человечеству - Церкви. В этой новой жизни, Его жизни в нас, нашей в Нём, Его жертва стала нашей жертвой, Его приношение - нашим приношением. "Пребудьте во Мне и Я в вас" (Ин. 14,4). Что же это значит, как не то, что Его жизнь, вершиной которой стала совершенная Им жертва, дарована нам как наша жизнь, как единственно подлинная жизнь, как исполнение извечного замысла Божия о человеке? Ибо если жизнь Христа - приношение и жертва, то и наша жизнь в Нём и вся жизнь Церкви - приношение и жертва. Приношение самих себя и друг друга и всего мира, жертва любви и единства, хвалы и благодарения, прощения и исцеления, причастия и единства.

И потому эта жертва, приносить которую дано и заповедано нам и в приношении которой исполняет себя Церковь, как жизнь Христа в нас и наша в Нём, не есть жертва новая, "другая" по отношению к той, единственной, всеобъемлющей и неповторимой, которую принес Христос единожды (Евр.9,28). Восприняв и соединив в Себе всё "небесное и земное" (Еф.1,10), наполнив Собою всё, Христос всё принес Богу и Отцу; в Его жертве прощение всех грехов, вся полнота спасения и освящения, исполнение и потому завершение всей религии. И потому новых, других жертв не нужно, они невозможны. Однако, именно потому, что единой и неповторимой жертвой Христовой сама наша жизнь восстанавливается, возрождается и исполняется как приношение и жертва, как возможность всегда претворять тела наши и всю нашу жизнь в "жертву живую, святую и угодную Богу" (Рим.12,1), "устроять из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить через Иисуса Христа духовные жертвы, приятные Богу" (1Петр.2,5). Новых жертв не нужно, ибо во Христе мы "имеем доступ к Отцу" (Еф.2,18). Однако этот доступ в том и состоит, что в нём сама наша жизнь стала приношением и жертвой, "возрастанием в святой храм в Господе" (Еф.2,21), радостью приношения себя и друг друга и всего творения Богу, призвавшему нас "в Свой дивный свет" (1Петр.2,9). Этим приношением живет, в нём саму себя исполняет Церковь. Снова и снова принося эту жертву, мы всякий раз с радостью узнаём, что приносим мы ее через Иисуса Христа, что это Он, нам Себя отдавший и в нас пребывающий, вечно приносит единожды и навеки принесенную Им жертву. Узнаём, что, принося Богу нашу жизнь, мы приносим Христа - ибо Он наша жизнь, жизнь мира и нам нечего принести Богу, кроме Него. Узнаём, что в этом приношении "Христос приносит и Он же приносимый, Христос принимает и Он же раздающий..."