* * *
> Когда народ
Божий выведен из Египта, Присутствие Божие, его не только сопровождающее
но и ведущее, проявляется в виде таинственного столпа, то облачного,
то огненного.
"Господь же шел
пред ними днем в столпе облачном, показывай им путь, а ночью в столпе
огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью. Не отлучался столп
облачный днем и столп огненный ночью от лица народа". {Исх.13:21-22}
> Это
явление не только указывает путь Израилю; когда египтяне бросаются в погоню
за израильтянами и настигают их, оно выступает как всемогущая
защита:
"И двинулся Ангел Божий, шедший
пред станом израильтян, и пошел позади их; двинулся и столп облачный
от лица их, и стал позади их; и вошел в средину между станом
египетским и между станом израильтян, и был облаком и мраком (для одних)
и освещал ночь (для других), и не сблизились одни с другими
во всю ночь". {Исх.14.19-20}
> Нужно
заметить, что в этом тексте появляется Ангел Ягве. Его загадочному образу
столп служит как бы облачением. Можно сказать, что в этом Ангеле присутствие
Ягве становится определенным в пространстве, отнюдь не теряя при этом
своей трансцендентности. К этому мы еще вернемся, но отметим сейчас
же, что присутствие Ангела воспринимается как равносильное присутствию самого
Ягве. Действительно, стих 24 гласит:
"В
утреннюю стражу воззрел Господь на стан египтян из столпа огненного
и облачного, и привел в замешательство стан египтян".
{Исх.14.24}
> Что
эта особая форма богоявления родственна той, которую, в гораздо более развитом
виде, описывает Иезекииль, подтверждается псалмом 17-м, содержащим множество ссылок
на переход через Чермное море и на победу над египтянами,
а вместе с тем упоминающим и херувимов, совсем как Иезекииль. Следует
также отметить, при реализме этих воспоминаний, вполне первобытный характер
этого богоявления. Вполне очевидно, что тут перед нами описание грозы
в пустыне, что и было, может быть, исходной точкой культа Ягве на Синайском
полуострове.
"Потряслась, всколебалась
земля,
дрогнули и подвигнулись основания гор;
ибо разгневался
Бог.
Поднялся дым от гнева Его и из уст Его огонь поядающий;
горячие угли сыпались от Него.
Наклонил
Он небеса и сошел, —
и мрак под ногами Его.
И
воссел на херувимов и полетел,
и понесся на крыльях ветра.
И мрак сделал покровом Своим,
сению вокруг Себя мрак вод,
облаков воздушных.
От блистания пред Ним бежали облака Его,
град и угли огненные.
Возгремел на небесах Господь
и
Всевышний дал глас Свой,
град и угли огненные.
Пустил стрелы
Свои и рассеял их,
множество молний и рассыпал их.
И
явились источники вод,
и открылись основания вселенной
от
грозного гласа Твоего, Господи,
от дуновения духа гнева Твоего.
Он простер руку с высоты и взял меня
и извлек меня из вод
многих.
Избавил меня от врага моего сильного
и от ненавидящих
меня, которые были сильнее меня"...
{Пс.17.8-18. Ср. 2Пар.22}
> Нет
надобности настаивать на совсем особом размахе, которого это расточающее
молнии богоявление достигает в момент, когда народ подходит к Синаю. Присутствие,
до сих пор показывавшее ему путь и защищавшее его, теперь говорит к нему,
в лице избранника, Моисея, который и избран не столько по особой милости
к нему, сколько для того, чтобы не подвергать весь народ ужасающему
соприкосновению со священной грозой:
"И
взошел Моисей на гору; и покрыло облако гору. И слава Господня
осенила гору Синай; и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой
день воззвал Господь к Моисею из среды облака. Вид же славы Господней
на вершине горы был пред глазами сынов израилевых, как огонь поядающий.
Моисей вступил в средину облака и взошел на гору; и был Моисей
на горе сорок дней и сорок ночей. И сказал Господь Моисею, говоря..."
{Исх.24.15-18}
> Из всех этих текстов вытекает
с несомненностью, что идея особого присутствия Божия в Израиле своей исходной
точкой имеет необычайное явление. Бог, сначала открывший Себя Моисею в пылающей
купине, затем открывающий Себя в грозах Синая, заключил там союз с целым
народом. Между этими двумя событиями, Он вывел народ из Египта
и победоносно защитил его, сразив его врагов. Таким образом, хотя Он
и является Богом пустыни и диких гор, но в первую очередь
всё-таки Богом небесным, а потому и имеющим возможность являться
повсюду, Ягве стал спутником народа при его исходе. Но это особое проявление,
проявление именно в столпе огня и дыма, будет продолжаться и позже.
> Как
Бог Своим присутствием создал народ, так Он его и охраняет. Обреченный на долгие
странствия по пустыне, этот народ живет в шатрах. И Моисей,
на Синае, получает повеление поставить еще один шатер, для Присутствия,
которое теперь тоже отправляется в странствие вместе со своими
новыми союзниками.
"Господь сказал:
Сам Я пойду и введу тебя в покой. Моисей сказал Ему: если не пойдешь
Ты Сам с нами, то и не выводи нас отсюда; ибо по чему узнать,
что я и народ Твой обрели благоволение в очах Твоих? не потому
ли, когда Ты пойдешь с нами? тогда я и народ Твой будем славнее
всякого народа на земле". {Исх.33.14-16}
> В
еврейском оригинале стоит даже не "Ты Сам", а "Твой
Лик", "Лик Ягве": по-видимому, это не что иное как другое
наименование Ангела Ягве, о котором мы уже говорили; но это наименование
ясно показывает, что Тот, Кто посылает этого Ангела, Сам присутствует
в нём.
> О том, как в дальнейшем проявляется это присутствие,
мы узнаём в момент, когда <сооружается> для него обиталище —
скиния, сооруженная Моисеем по образцу тех шатров, которые он видел в горах:
"И покрыло облако скинию собрания, {`огель
мо`эд} и слава Господня наполнила скинию. И не мог Моисей войти
в скинию собрания, потому что осеняло ее облако, и слава Господня наполняла
скинию".
"Когда поднималось облако
от скинии, тогда отправлялись в путь сыны Израилевы во всё путешествие
свое. Если же не поднималось облако, то и они не отправлялись в
путь, доколе оно не поднималось. Ибо облако Господне стояло над скинией
днем, и огонь был ночью в ней пред глазами всего дома Израилева, во
всё путешествие их". {Исх. 40.34-38}
*
* *
> В этой скинии собрания мы находим еще один, дополнительный
символ Присутствия: нечто напоминающее таинства, соответственно чудесному
явлению Славы. Этот символ, или, если угодно, это таинство, это
— Ковчег. Независимо от того, является ли Слава или не является,
Ковчег остается постоянным знаком Присутствия, — до того дня, когда
он исчезнет Промыслом Божиим, в то именно время, когда и само Присутствие
уйдет, чтобы переселиться в иную и более совершенную Обитель.
> В
той же самой 25-й главе Исхода, где Моисею дается повеление поставить
скинию, ему говорится и о том, что он должен водворить в нее Ковчег.
Несмотря на довольно точное его описание, которое дается в этом
месте, приходится признать, что Ковчег остается для нас весьма таинственным
предметом.
> Речь идет о ящике, более или менее похожем на гроб
(и по форме, и по размерам), но на нём или по сторонам
от него стоят две фигуры херувимов с крыльями сложенными над его
крышкой. По-видимому, существенна неподвижность этого ящика. Для этого шесты
из дерева ситтим (акации) вставлены в кольца, приделанные к ковчегу,
и даже, когда он остается на месте, эти шесты не позволяется удалять.
Действительно, их не осмелятся убрать даже тогда, когда Ковчег
будет установлен уже <на постоянное место> в Иерусалимском Храме.
{3Цар.8.8}
> Отныне
Ковчег представляется точным местом Присутствия Ягве. Еще точнее — местом
этого присутствия считается пустое пространство, заключенное между возвышающимися
над Ковчегом херувимами. В <книге> Левит Ягве прямо говорит Моисею:
"Скажи Аарону, брату твоему, чтоб он не во всякое время
входил во святилище за завесу пред крышку, что на ковчеге, дабы ему
не умереть: ибо над крышкою Я буду являться в облаке".
{Лев.16.2}
> Это
представление о пространственно определенном присутствии проходит через всю
Библию; в самых различных молитвах встречается, например, выражение: "Ты восседающий
на херувимах". {Авв.3.2 (в тексте Семидесяти), Дан.3.55,
там же), но также и Пс.17.11; 2Цар.22.11; Пс.98.1}
> Также
и Моисей слышит голос Божий раздающийся с крышки Ковчега:
"Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою,
посреди двух херувимов, которые над ковчегом откровения, о всём, что
ни буду заповедывать через тебя сынам Израилевым" —
говорится в Исходе. {25.22}
> А
в книге Чисел подтверждается:
"Когда
Моисей входил в скинию собрания, чтобы говорить с Господом, слышал голос,
говорящий ему с крышки, которая над ковчегом откровения между двух херувимов,
и он говорил ему". {7.89}
> Можно
отметить, что это совпадает также с тем, что Исайя рассказывает о своем
видении, и с теми словами, которые он услыхал в Храме. {Ис.6}
> Этому
Присутствию, пространственно определяемому для Израиля на крышке Ковчега
и проявляющемуся в светящемся облаке, в умозрительных построениях
раввинов дается впоследствии особое наименование: они его называют словом
Шекина, производным от корня шакан, что означает "пребывать как
бы под шатром".{} Хотя в своем способе выражения,
становящемся в высшей степени иносказательным как только речь заходит
о Божестве, они порою и обозначают Шекину словом Слава, {Таргум
на Зах.2.9} всё же у них достаточно часто подчеркивается (в полном
согласии с библейскими повествованиями), что Слава — не Шекина,
а только ее оболочка и как бы ее отблеск на творении. {}
Сама Шекина, хотя и сообщает себя человеку, в то же время и ускользает
от него. Она скрывается в облаке в то самое время, когда открывается
в сиянии Славы. В конечном итоге, она может быть лучше всего символизируется
этой пустотой между крыльями херувимов, пустотой, которой даже серафимы
не дерзают испытывать.
> Ангел Ягве, Лик Ягве и Шекина,
в равной мере сияющая и сокровенная, представляют собою как бы три наиболее
таинственных изображения Присутствия, и таинственность их возрастает по мере
того, как они всё более подчеркивают его реальность. Таким образом,
это Присутствие, до такой степени реальное, вместе с тем остается
Присутствием Того, Чья потусторонность и верховная свобода тут же утверждаются
всё более и более.
> Но мы уже сказали, что и сам Ковчег,
на котором Оно восседает, ставит перед нами немало проблем. Их стоит
по меньшей мере перечислить, так как это лучший способ уяснить
себе, в меру возможного, тайну реального Присутствия Божия у Его народа,
что и есть Шекина. {}
> Ставился
вопрос: в чем основной смысл существования Ковчега, чем определялся
его священный характер? Почему, в самом деле, был нужен этот ящик,
чтобы выявить место Присутствия? Некоторые тексты Второзакония как будто
наводят на мысль, что Ковчег оттого был священен, что он содержал скрижали
данного на Синае Закона. {Ср. Втор.10.1-5} Однако,
представляется несомненным, что сводить всё только к этому было бы рационалистическим
истолкованием, которое не может совпадать с первоначальными воззрениями.
Поэтому некоторые критики готовы были счесть само это объяснение за позднейшую
попытку оправдать тот факт, засвидетельствованный Исходом (25.16), что в Ковчеге
содержалось "свидетельство запечатленное на камне". По этой
теории, в более развитую, эпоху это положение стали себе так объяснять
при виде камней, на которых Закон был начертан Богом, —
первоначально же дело было просто в священных камнях, признававшихся таковыми
по иррациональным причинам. Не были ли это те весьма загадочные Урим и Туммим,
которые служили для гаданий (тут к тому же видно, как мог произойти
переход от оракулов получавшихся посредством метания жребия к представлению
о словесных оракулах и далее к устному закону, наконец записанному по божественному
повелению {})?
> Эта гипотеза может казаться
заманчивой, но она слишком много места отводит одним только предположениям. С еще
большим основанием то же надо сказать о другой гипотезе, которая, исходя
из формы Ковчега, видела в нём настоящий гроб божества, как в мифе Озириса,
первоначально содержавший какой-либо Ксоанон: грубое изображение Ягве, либо под видом
быка (то, что в Библии ошибочно называется "золотым тельцом" было
в действительности быком), либо под видом человека (ведь и Иезекииль
видел Ягве среди херувимов "как бы подобием человека"). Здесь мы
уже в области чистой фантазии, без всяких точек опоры в текстах или в археологии.
> В
действительности, впечатление, остающееся от всех, между собою согласных, текстов
заставляет нас останавливаться не на том, что могло быть в Ковчеге, а на том,
что было на нём. Ковчег священен оттого, что он — место присутствия
Ягве. Но это Присутствие предполагается на его крышке. Нет ни одного
письменного памятника, в особенности среди тех, которые по-видимому связаны
с самым первоначальным преданием, где выражалось бы или даже косвенно
проявлялось бы какое-либо иное представление. Поэтому лучший способ понять символизм
Ковчега это — не задерживаться на его форме ящика и видеть
в нём только престол, притом престол, о котором прямо говорится, что
он пуст. {} После этого уже второстепенная
подробность, что внутри этого престола была полость, в которую можно
было класть священные предметы — скрижали Закона или сосуд с манной и жезл
Аарона (об этом достаточно красноречиво говорит уже и само разнообразие этих священных
предметов, как и возможность, что они были там не единственными,
а может быть и не первыми).
> В конечном итоге, смысл
Ковчега, без сомнения, в том, что над израильским народом царит
незримое Присутствие: Присутствие незримого Царя, ставшего для Израиля преемником
Фараона, который на своем престоле претендовал быть видимым божеством,
неким богоявлением. Что касается Шекины, царствующей над Израилем, то
ее единственное возможное богоявление и есть светящееся облако. Но в нём
господствующее Присутствие скрывается в такой же мере, в какой проявляется.
Бог, явленный откровением оказывается в то же самое время Богом сокрытым.
> После
этого, не лишено интереса, что в Ковчеге поместили скрижали Закона, а также
манну. {} Вполне ясно, что Слово Божие, то самое
Слово, которым создается Завет, представляет собою важнейшее проявление Присутствия
Бога в Израиле. В раввиническом предании, Шекина и Слово тесно связаны
между собою. "Где двое или трое читают Закон, там Шекина посреди
их", говорили раввины, и эту формулу Христос имел в виду, когда сказал:
"Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди их".
{Мф.18.20; Ср. Pirke Aboth, 3,3}
> А
с другой стороны, Шекина понималась раввинами, как сверхъестественная пища:
как Хлеб Ангелов. {} Надо ли настаивать на очевидной
непрерывности развития этих тем в Слове Божием и в Евхаристии,
понимаемых как два основных проявления присутствия Божия во Христе для Церкви?
Даже и жезл, положенный в Ковчег, наводит на мысль о тождестве
Шекины с Малькутом, последним из Сефиротов, который в каббалистическом
предании подводит итог всем остальным и, тем самым, означает Царство Ягве. {}
С христианской же точки зрения, Христос, ведь, в Себе Самом приносит
присутствие Царства, — даже Он Сам есть это Царство, autobasileia,
по выражению Оригена.
> В том же разряде идей, отметим,
что Ковчег, будучи престолом, вместе с тем представляет собою и жертвенник.
В этом смысле, перевод Семидесяти и называл его золотую крышку "очистилищем".
Действительно, его первосвященник, раз году, окроплял кровью в целях искупления.
Надо ли напоминать в подробностях все выводы, которые в дальнейшем
делает из этого Послание к Евреям, применяя к Кресту и к Вознесению
Иисуса Христа всё то, что в ветхозаветном богослужении относится к жертвоприношениям?
{Евр. 4.14 и дальнейшее исходит из аллегорического истолкования
Левита, 16. (Ср. Исх. 30.10)} Последнее развитие этих тем мы находим
в христианской символике "этимасии", пустого престола, ожидающего
Царя веков, Который в византийскую эпоху почти всегда изображался над алтарем
и над священнослужительской кафедрой.