> Глава 3. ПРИЧАЩЕНИЕ

> I. Кинония тела и крови Христовой.

> 1. В современной литургической практике причащение до некоторой степени выделилось в отдельный акт. Оно, конечно, в огромном большинстве случаев совершается на Евхаристическом собрании, но совершение Евхаристии необязательно связано с причащением верных. Евхаристия может совершаться и фактически совершается без причащения верных. Не показательно ли, что в некоторых приходах литургия разделяется на божественную литургию и на божественную литургию с причащением говеющих? В русскую практику вошел термин "говение". Он с одной стороны указывает, что причащение требует особой подготовки в виде поста и усиленного посещения церковных служб, а с другой стороны он свидетельствует, что говение есть необычайный акт в церковной жизни верующих. Парадокс заключается в том, что благочестивый обычай, а это, несомненно, благочестивый обычай, находится в противоречии с природой Евхаристии. Если где либо начала и концы литургической жизни разошлись, то больше всего именно в этой точке. Фактически у нас имеется Евхаристия без причащения верных, Евхаристия, на которой одна часть верных причащается, а другая нет, и почти не имеется Евхаристии, когда верующие все вместе причащаются.

> Мы, конечно, не можем считать, что у нас имеется не одна, а три рода Евхаристии. Евхаристия — одна, о чём свидетельствует ее единственный чин, но, несомненно, мы имеем двоякое состояние верных на Евхаристическом собрании: одно, когда верующие причащаются, а другое, когда они не причащаются. В древней Церкви причащение было завершительным моментом всего Евхаристического собрания, который не мог быть оторван или выделен в самостоятельный акт. Причащались те, кто участвовал с самого начала в Евхаристическом собрании, а участвовал в Евхаристическом собрании только тот, кто причащался. В нашей литургической практике выпал момент собрания: у нас собственно нет Евхаристического собрания. Евхаристия включена в особое богослужение, которое получило наименование литургии. Как всякое богослужение, оно предполагает участие народа, но совершение его не обуславливается этим участием. Оно имеет вполне самостоятельное значение, совершенно независимо от участия народа. Евхаристия, совершаемая на литургии, обратилась в одно из таинств в Церкви наряду с другими таинствами. В свете нашего современного школьного богословия Евхаристия, как таинство в Церкви, является сакраментальным актом, совершаемым полномочным лицом над отдельными верующими. Оно, как и остальные таинства, совсем не требует собрания верующих, как его необходимый элемент. В отличие от таинств крещения, миропомазания и священства, Евхаристия принадлежит к числу повторяющихся таинств, совершаемых над теми, кто к ним подготовился или в них чувствует потребность. Поэтому одни во время литургии причащаются, а другие нет. Как показывает самый термин "причащение", они через причащение становятся причастниками тела и крови Господней. Остальные верные только лишь присутствуют при причащении. Не причащаясь, они не принимают участия в таинстве Евхаристии, т.к. "Евхаристия есть такое таинство, по словам митр. Макария, в котором христианин, под видом хлеба и вина, причащается истинного тела и крови своего Спасителя"[65]. Основное положение древней церковной жизни атомизировалось: "всегда все и всегда вместе" обратилось в противоположное "и не все и не вместе", но каждый за себя и каждый в отдельности.

> 2. В Евхаристическом каноне нет молитв, которые могли бы возносить не причащающиеся. Каким образом можно участвовать в Евхаристических молитвах, которые все направлены к причащению, как своей высшей точке, с твердым намерением не причащаться? Мы большей частью об этом не задумываемся. Следуя установившейся практике, мы не чувствуем всего ее евхаристического трагизма. Обратив Евхаристию в таинство в Церкви, догматическая мысль не в состоянии была изменить применительно к своему учению чинопоследование Евхаристии. В своем чинопоследовании она остается трапезой Господней, на которой непричащающиеся только присутствуют. Этот трагизм еще увеличивается тем, что в глубинах литургического сознания остается учение о совершении таинств всей Церковью. В каждом таинстве Церковь молится о совершении таинства, нo в Евхаристии Церковь молится о себе самой, т.е. обо всём народе Божьем, собранном со своим предстоятелем для участия в трапезе Господней. Нельзя считать выходом из этого евхаристического трагизма учение о "духовном причащении". Оно неясно и расплывчато, а кроме того, его не содержит Церковь. Что означает "духовное причащение"? Евхаристия есть "духовная жертва" (1Пет.2,5) Евхаристическое собрание есть место, где Дух находится в действии в нашем эоне. Всё на Евхаристическом собрании совершается Духом. В Духе и через Духа оно является продолжающейся Тайной вечерей, в Духе и через Духа совершается пришествие на нее Господа, и в Духе и через Духа мы становимся участниками тела Христова. В Духе и через Духа хлеб и вино претворяются в тело и кровь Христа. Что означает тогда "духовное причащение"? Оно несомненно отличается от реального причащения, т.к. верующие, "духовно причащающиеся", не приступают к евхаристическим дарам. Есть ли оно особое действие Духа? Если это так, то тогда духовное причащение выше, чем реальное причащение. Вводя понятие "духовного причащения", не вводим ли мы некий тайный гнозис в Церковь? Не показательно ли, что идея "духовного причащения" была, повидимому, введена Оригеном, хотя и в несколько ином понимании, чем она проводится в настоящее время.

> Если же рассматривать "духовное причащение", как некое участие нашего духа в трапезе Господней, то не есть ли это недолжная спиритуализация Евхаристии, не имеющая отношения к дарам Духа Святого? Мы до сих пор начинаем евхаристический канон теми же словами, которыми начиналось в древней Церкви каждое Евхаристическое собрание. "По прочтении же закона и пророков, также наших посланий и деяний и евангелий, рукоположенный пусть приветствует церковь, говоря: "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, <любовь> Бога и Отца и причастие Святого Духа со всеми вами"[66]. Благодать Господа, любовь Отца и кинония Духа есть условия для нашего реального участия в Евхаристии. Если существует причащение через наш дух, то не может ли оно вообще заменить "кинонию" тела и крови Господней или, по крайней мере, сделать ее необязательной? Но тогда почему Христос не установил духовного причащения? "Иисус, взяв хлеб, благословив, преломил, дал им и сказал: примите: сие ест тело Мое... и взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из нее все. И сказал им: сия есть кровь Моя нового Завета, за многих изливаемая" (Мк.14,22-24).

> Еще меньше может создать участие в Евхаристии "антидор". Сама идея антидора, что буквально означает "вместо даров", является совершенно неожиданной для евхаристической жизни Церкви. В ХII-м веке Вальсамон, с присущим ему несколько наивным реализмом писал, что раздача антидора придумана для того, чтобы у верующих было побуждение оставаться до конца литургии. Это есть признание высшего иерарха, антиохийского патриарха, что с укрепившейся практикой редкого причащения у верующих не оказалось желания оставаться до конца литургии. "Как кажется, по причине 8-го и 9-го правила св. апостолов и настоящего (т.е. 2-го правила Антиохийского собора) было придумано раздаяние антидора, как кажется, для того, чтобы и те, которые не могут приобщаться святых и животворящих Тайн, имели всю необходимость дожидаться конца божественного священнослужения и из рук священнических принимать оный во освящение"[67]. Объяснение Вальсамона вряд ли правильно. Исчезнувшие из церковной жизни "агапы" неожиданно находят некоторое выражение в Евхаристии. Если епископ участвовал на агапах то, по Ипполиту Римскому, он благословлял хлеб, который он раздавал участникам агап. Это был "благословенный хлеб — eulogia". Антидор есть также благословенный хлеб, о котором мы можем повторить слова Ипполита, что "это — благословенный хлеб, а не Евхаристия, как тело Господа"[68]. В XIV-м веке Симеон Солунский считал, что антидор дается вместо причастия, т.к. не все верующие достойны причащения[69]. Если объяснения Вальсамона страдают отсутствием исторической перспективы, но по существу правильны, то объяснение Симеона Солунского совершенно неприемлемо. Оно вводит разделение членов церкви на две группы: достойных принимать причащение и недостойных. Кроме того, оно вводит совершенно недопустимую идею, что евхаристические дары могут быть чем-то заменены.

> 3. Для церковного сознания апостольского и послеапостольского времени даже не существовало вопроса о том, могут или не могут члены какой-либо церкви принимать участие в Евхаристическом собрании. Быть членом Церкви означало принимать участие в Евхаристическом собрании. Вступление в Церковь находило свое завершение в Евхаристическом собрании, а потому прием в Церковь совершался до литургии, в которой впервые участвовали "просвещенные". К ним были обращены торжественные слова: "Елицы во Христа..." <{Слова из Гал.3:27, которые поются вместо Трисвятого на литургии праздников Пасхи, Рождества и Крещения Господня.> Эти слова тогда сохраняли свой полный смысл. Они крестились во Христа, они облеклись во Христа, а потому они достойны принимать участие в Евхаристическом собрании. Те, кто не могли участвовать в Евхаристическом собрании, не считались членами Церкви или, по крайней мере, временно перестали ими быть. Ап. Павел говорил не о достоинстве или недостоинстве членов Церкви, как условии участия в Евхаристическом собрании, а о недостойном вкушении Евхаристических даров: "Кто будет есть хлеб сей или пить чашу сию недостойно, виновен будет против тела и крови Господней" (1Кор.11,27). Как показывают слова ап. Павла в 29-м стихе того же послания "не различая тела" - речь идет о тех, кто на трапезах не различал обычный хлеб от евхаристических даров. Ап. Павел имел в виду в первую очередь недостойное вкушение на трапезах и недостойное отношение к Евхаристическому хлебу, которое естественно влекло личное недостоинство и осуждение. Для древнего христианского сознания не могло быть речи об обязанности или христианском долге причащения, о чем говорится в настоящее время. Это не был ни долг, ни обязанность, а это была живая потребность, как выражение стремления к жизни, без которой наступает смерть. Верующие вступали в Церковь, крестились "в одно тело", чтобы быть участниками тела Христова и, предваряя второе пришествие Господа во славе, участвовать в Его трапезе. Лишение этого было величайшей трагедией верующих. Достаточно напомнить о "павших" во время гонения, которые по малодушию человеческой природы не имели мужества свидетельствовать о своей вере в Господа Иисуса. Они делали всё, чтобы добиться евхаристического общения, которого они были лишены. Для нас не совсем понятно, почему "павшие" в эпоху Киприана Карфагенского вызвали церковный конфликт, не желая подождать несколько месяцев до соборного решения их участи. В настоящее время многие и многие добровольно отказываются от евхаристического общения на гораздо более продолжительное время.

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!