> Религия и вера — казалось бы, одинаковые по смыслу слова, могут вступать в воинственное противоречие. Всегда ли верующий человек должен быть религиозным? И может ли быть религиозный человек неверующим? Какое состояние души может скрываться за маской религиозности?

> У всякого человека, вступившего на путь религиозной жизни, должна быть причина, которая объясняет его перемену в образе жизни, некий рубеж, от которого жизнь должна измениться. Причина коренной перемены происходит от веры. Вдруг человеку открывается Евангелие, вочеловечивание Бога, крестные страдания, воскресение, а самое главное — <то>, что всякий, кто уверует в Евангелие, тот приобщится этой божественной жизни и будет иметь Жизнь Вечную. Вот здесь находится силок, в который уловляется душа человеческая. В начале, казалось бы, корысть человека в вере заключается в достижении  вечной жизни, но для этого себя нужно переменить коренным образом.  Вот в этом и заключается весь смысл новой жизни, которая открывается в Евангелии.

> Господь в беседе с Никодимом сказал: «Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия» (Ин. 3:3).

> Апостол <Павел> в своем послании пишет: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились?» (Рим. 6:3). «Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим. 6:5). Рождение к новой жизни неразрывно связано со смертью в отношении к жизни ветхой. Кто не умрет, тот не родится; кто не совлечет с себя ветхого, тот не облечется в новое. «Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые» (Мк. 2:22). При такой постановке вопроса религиозность является органическим выявлением веры, когда внешнее богопочитание идет из глубины внутренней веры. Именно эта особенность характерна для первых веков христианства. Первые христианские поколения интересовал Христос, и именно в эти века выкристаллизовывалось учение о Христе, это время так называемых христологических споров. Это время, когда служилось множество различных чинопоследований, начиная от служении литургии и повседневного богослужебного круга. Сами чинопоследования этих служб менялись до неузнаваемости, добавлялись новые части, новые песнопения, убирались части обряда, переставшие быть актуальными. Изменения в обрядовой стороне религии никогда не являлась предметом споров, по крайней мере до нас не дошло ни одного источника, в котором бы осуждалась та или иная практика богослужебного действия. Кирилл и Мефодий, совершив перевод богослужебных текстов на варварский язык, с точки зрения современных им «ревнителей» совершили неслыханный акт модернизма, но именно за этот подвиг Церковь их признала святыми равноапостольными.

> Сейчас Христос перестает быть интересен, о Нём практически не говорят, но пишут объемные трактаты о календаре, богослужебном языке, экуменизме, глобализме, мировой закулисе и так далее. Неужели мы познали Христа до такой степени, что писать и мыслить о Нём уже нечего? Книги стали доступными, но что мы найдем в современном православном книжном магазине?  Можно зайти в любую православную книжную лавку: книг о Христе вы не увидите, разве что две или три, но книг о религии предстанет перед вами великое множество. Здесь вам подскажут и как найти православного жениха, и как готовить постную пищу, и что нужно говорить на исповеди, здесь вы найдете и молитвенный щит в 1000 страниц и всё-всё-всё, кроме книг о самом главном — о вере, о Христе. Всякий церковный ларек работает по привычному экономическому принципу — спрос определяет предложение. Значит, религия как некий определенный образ жизни довлеет над верой. Почему это происходит? Тут надо опять вернуться к началу. Что является причиной нашей религиозной жизни? Вера ли? Может быть, я стал православным не по причине веры во Христа, а потому, что я русский, или так положено, или жена требует, или еще по какой-нибудь причине кроме веры. А может быть, даже так: мысль об умирании для ветхой жизни неприемлема для меня. Где-то в глубине души совесть чего-то ищет, и я, участвуя в религиозной жизни, как-то договариваюсь с совестью. Но нового рождения не происходит, потому что нет умирания для жизни ветхой, жизни для плоти. И что удивительно: религиозная жизнь может бесконечно отдалить человека от Бога. Если мы внимательно перечитаем Евангелие, то увидим, что Христос больше всего общался, дружил с людьми нецерковными: Его окружение составляли раскаявшиеся блудницы, мытари и другие грешники, а люди церковные — книжники, фарисеи, священники Его ненавидели, и если и гневался Христос в Евангелии, то только на книжников и фарисеев. Удивительно, что люди, для которых религия была профессией и смыслом жизни, были бесконечно далеки от Бога, более того: они в конечном итоге сделались богоубийцами, а раскаявшиеся грешники, всеми презираемые и попираемые люди, были друзьями Христа.

> Фарисеи и книжники не были злодеями. Это были вполне искренние люди, они были религиозны, но по сути своей они были ветхи. Смысл их существования был в жизни для плоти, и религия в их понимании служила освящением их плотской жизни. Она ничего не меняла в их ветхом сознании. Их религия не <делала их новым творением>. Их вполне всё устраивало, и они не хотели ничего иного.

> Христос Своей проповедью вносит в мир совершенно новое видение жизни. Он открывает перспективу вечной жизни, которую могут наследовать только люди новые. «Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь» (Гал. 6:15). Как это приобрести? Только путем веры во Христа, в Его смерть и воскресение. Ради этого человек совлекает с себя ветхое, то есть жизнь для себя, жизнь для плоти, и облекается в новое — во Христа. «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). В этом заключается отвержение себя. «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Без этого христианство вообще невозможно. Без самоотречения религиозная жизнь воспитывает в человеке фарисея и удаляет от Бога. Без самоотречения вся религиозная жизнь становится жизнью двух типов: я так делаю потому, что так положено, хотя я и не верю в то, что делаю, или я так делаю, потому что так написано в Типиконе, я верую в Типикон. В любом случае такие убеждения не творят нового человека, и, соответственно, они не имеют плодов. Всякий человек защищает свои убеждения даже до крови. Одни, защищая свою веру, приносят себя в жертву ради веры, другие, защищая свою религию, убивают своих противников. В этом лежит главное противоречие между верой и религией, и им невозможно договориться.

> Современное положение нашей Церкви объясняется именно тем, что религия устраивает большинство. А посему мы имеем то, что имеем. И духовенство, и народ вполне устраивают существующие взаимоотношения, не устраивают они лишь незначительное меньшинство, которое совершенно никак не влияет на положение вещей. Оздоровление церковной жизни зависит от желания большинства. Когда народ устанет от религиозного законничества   и обратит свой взор к вере, когда у народа появится желание изменить себя по Евангелию, а не творить религию под своё «я», тогда всё изменится, и никто не сможет этому воспрепятствовать, будет и служение, и общинная жизнь, и Евхаристия станет центром жизни, и всё будет так, как мы мечтаем.