> В  центре  Божественной  литургии   —    крестная   жертва   Христа;
> и  к  пониманию этой Христовой жертвы нас приготавливает весь Ветхий
> Завет,   особенно  та  часть  Ветхого  Завета,  которую мы не всегда
> с  большим  пониманием   воспринимаем:   законоположения  о жертвах.
> Часто  ставится  вопрос:  почему  были установлены эти жертвы? какой
> смысл  могло иметь приношение ягненка в умилостивление Богу? неужели
> кровь  бессловесных  животных  может быть  оправданием  и  очищением
> для  человека?  И  вот  тут  надо  понять,  что происходило и на что
> обращает внимание Ветхий  Завет  этим  законоположением.   Для этого
> надо   перенестись сердцем,  душой во времена,  которые уже не наши,
> но  которые  мы  можем  легко уловить, если подумать вот о чём: едет
> пьяный  человек  на  автомобиле,  убивает  прохожего; что случилось?
> Потому что один совершил неправду — другой расплатился жизнью. <...>

> Представьте   себе  обстановку  Ветхого  Завета:  кочевые  еврейские
> племена,   которые с собой вели целые стада овец и других  животных.
> У  какого-нибудь  хозяина — небогатого, потому что богатых не было —
> рождается  в  стаде  ягненок.  Мы  видим,  на примере ветхозаветного
> рассказа  о  жизни царя Давида (2Цар., гл. 12), какие отношения были
> между  хозяином-пастухом  и   ягненком,    который  родился  у него.
> Этот ягненок не является только будущим его богатством; этот ягненок
> родился  как  бы  в  семье,   он  дорог,  он хрупкий,  он маленький,
> он  требует защиты, ему нужна ласка, тепло. В этом рассказе из жизни
> царя  Давида нам говорится, как он, соблазнившись, взял жену другого
> человека,  который  всё время сражался на войне. Пророк Нафан к нему
> приходит и хочет его образумить; но он не прямо его упрекает, он ему
> рассказывает  притчу.  Был  бедняк, и всего у него была одна овечка;
> родилась   она   у  него   в  доме,   он ее вскормил,  он ее уберег,
> он ее ласково полюбил; у него никого на свете не было, она ему была,
> словно дочка.  И у него был богатый сосед,  к которому пришел гость.
> У богатого соседа было много скота, но ему стало жалко своего скота;
> он   отнял  этого  ягненка  у  бедняка,  —  закололи,  попировали...
> Что Давид на это сказал? Он в возмущении сказал: наказать надо этого
> человека,  —  он  отнял  самое  дорогое,  что было у бедняка, у него
> больше  ничего не осталось... И тогда Нафан ему говорит: Ты — богач;
> у  Урии  было  одно  только  сокровище — его жена, которую он любил,
> которая  для  него  была всё; ты — царь,  у тебя всё есть,  но ты ее
> у  него  отнял...  В этом рассказе мы улавливаем то ласковое, теплое
> отношение,      которое     было     между   хозяином   и   овечкой,
> между человеком-пастухом и его стадом.

> Это  мы  видим  тоже  в  рассказе Христа Спасителя о пропавшей овце.
> Говоря  "хозяйственно":  ну,  ушла  овца  в  горы — неужели оставить
> девяносто  девять  овец,  которые тоже могут разбрестись, на которых
> тоже   может  напасть  волк,  которых  могут  расхитить  разбойники?
> Конечно,  нет!   Родится  еще какая-нибудь овца,  заменим пропавшую,
> и  всё.  Но здесь — не хозяйственный подход, здесь совершенно другое
> отношение.    Овца,   которая  ушла в горы, —  это овечка его стада,
> она    родилась    в  его  стаде;   он  ее,   вероятно,   маленькую,
> при  передвижении  с  места на место носил на плече, на руках; он ее
> уберег и от болезни, и от холода,  и от голода,  и от хищных зверей,
> и  от грубости других овец.  И она для него не просто  (как для нас,
> не  привыкших  к  такой  жизни)  овца, которую могут заменить тысячи
> других  овец,  когда они родятся:  она родная, своя...   И он уходит
> ее искать.

> И  вот  когда мы думаем о жертвоприношении Ветхого Завета, мы должны
> понять,  с  каким чувством человек думает о пропавшей овце, об овце,
> которая  должна  умереть.  Вдруг  Господь  ему говорит: Ты — грешный
> человек,  ты живешь нечисто передо Мной, творишь неправду; и потому,
> что  ты  творишь неправду, ты собственной рукой должен заколоть одну
> из  твоих  овец,   причем   ты  должен  выбрать  непорочную  овечку,
> самую чистую, самую прекрасную, ту, на которую ты любуешься, которая
> для  тебя   является радостью,  как ребенок в собственном доме...  —
> Но  почему?  Почему  мне это делать? — Потому что неправда виновного
> ложится  страданием  на невинного;  убей ее и поставь  себе  вопрос:
> ты   сможешь   снова  поступить  вероломно,   нечисто,   неправедно?
> Ты  посмотри,  кто  платит  за  твой грех, ты посмотри, поставь себе
> вопрос: на кого ложится проклятие твоего греха?..

> И  так  из столетия в столетие в Ветхом  Завете  люди  воспитывались
> на  том, что грех мой непременно ляжет страданием,  м`укой,  смертью
> на  невинного,  никогда  не  на  виновного,  —  виновный себя сумеет
> защитить.  Неправедный,  подобный  мне,  сумеет себя защитить; а вот
> любимый,  чистый, хрупкий, беззащитный — на того падет всё страдание
> и все последствия моего греха. Причем Ветхий Завет в этом смысле был
> к  человеку  беспощаден:  ты  должен  выбрать  самую  чистую,  самую
> прекрасную  овечку,   ты  должен  ее  выделить  из стада  на смерть,
> ты  должен  ее  принести  в  жертву, ты должен воочию, почти телесно
> ощутить,  что  значит  грех... Грех значит — смерть, страдания, ужас
> предсмертного  страха для невинного существа; причем твой грех — это
> его или ее страдание.

> Вот  смысл  ветхозаветного  жертвоприношения,   и вот почему  Ветхий
> и  Новый  Завет  (Ветхий Завет — пророчески, Новый Завет уже воочию)
> нам   говорят  о  Христе  как об агнце:  Агнец Божий,  который берет
> на  себя  грех  мира (Ин.1:29),  —  Он берет на Себя весь грех мира.
> Он,  непорочный,  чистый,   безгрешный,  должен умереть,  потому что
> Он  захотел,  вольной волей захотел стать нам своим, родным;  Он уже
> не  только  Бог небесный, Он — человек на земле. Человек безгрешный,
> чистый,  как  овца была чистая, непорочная; и потому что вокруг Него
> качествует  грех  —  этот грех ложится на Него проклятием и смертью.
> <.....>

*Искупил Ты нас от проклятия Закона / драгоценною Своею Кровию: /
ко Кресту пригвожденный и копьем пронзенный, /
Ты людям источил бессмертие. / Спаситель наш, слава Тебе!*
(Тропарь, в перев. А.Тимрота*)