> Христианство или атеизм

> <...> С одной стороны, современные атеисты относятся к христианству как к басне и древнему суеверию. С другой стороны, современные христиане всё ворчат по поводу ужасного безбожия современности. Хотелось бы, однако, чтобы эти современники наши — атеисты и христиане, спросили бы себя: почему единственное общество массового атеизма родилось на земле многовековой проповеди Благой Вести — и нигде больше? Это вопрос для атеистов. А вот для христиан: как так получилось, что многовековая проповедь Благой Вести привела к обществу массового безбожия, к этой ужасной современности?

> Все известные нам культуры — включая неандертальца — религиозны. Все верили в каких-то богов. Все да не все: западная культура — как стыдливо называют (пост)христианскую культуру — атеистична. Вспомним, что античные язычники убивали христиан, потому что христиане были атеистами — не признавали богов, не совершали жертв, не верили в мифы. Все культуры совершают жертвоприношения, а Запад — нет (или совершает Бескровную, анти-жертву). Все культуры верят в мифы, а мы сделали слово «миф» синонимом «басни», «выдумки». Может ли это быть случайностью? Можем ли мы сказать:  христианство ведет к атеизму?

> Каков бы ни был ответ на этот вопрос, сам вопрос принципиален: какая-то связь между христианством и атеизмом, и шире — христианством и современностью, определенно есть. Проще говоря: какая-то связь между историей христианских народов и собственно христианством очевидно должна существовать. Её следует прояснить.

> Но мы отчасти уже подвели к ответу: атеизм не противоположен Евангелию, но врожден ему. Мы исповедуем религию Распятого, Оставленного Богом на Кресте. Религию мироносиц, лишенных веры и надежды. Религию Фомы, чьё «прекрасное неверие» основывает, учреждает «знание верных» {Из стихир воскресных, Иоанна монаха, в Неделю Антипасхи. – Пр.р.р.}, ортодоксию. Атеизм — неверие — на самом деле входит в ядро христианской веры.

> Если смотреть из этой точки — евангельского атеизма — видно становится многое. Для религии, скажем, принципиальна оппозиция сакральное-профанное. Разве Христос не уничтожил её в Самом Себе? Он — Бог, ставший человеком, т.е. профанировавший божество? Или скажем иначе: сакрализовавший в Себе человечество, что одно и то же? Всё — профанное или всё — сакральное; как бы ни сказать это, всё равно получается фундаментального различия всякой религии больше нет — христианство уничтожило его: «всё свято» или «нет ничего святого». «Не на той горе́ и не на этой» — а в «духе и истине» зовёт нас поклоняться Отцу Христос.

> Мерзость перед Богом

> Вообще давайте подумаем над специфически западным — т.е. (пост)христианским — презрением к религии. Разве это презрение, это отвращение не учреждается Самим Богом еще в Ветхом Завете?

> Слово «религия» происходит от слова «связь» (по популярной, но, кажется, неверной этимологии — но нам это сейчас не важно): связь Бога и людей. Если связь нужно устанавливать — стало быть, она разорвана. И действительно, согласно книге Бытия, до грехопадения люди и Бог находились в непосредственном общении. Грехопадение есть отпадение от Бога. И уже в падшем состоянии человек учреждает религию.

> Первая библейская история о религии — про Авеля и Каина. Два брата приносят жертвы — и один убивает другого. Авель становится первой религиозной жертвой и первой жертвой убийства: где религия — там и кровь. Можно найти подобные рассказы в разных культурах (Ромул убивает Рема) — но только Библия осуждает Каина и не забывает крови невинной жертвы. В этом отличие Библии от мифа, библейской веры от религий.

> Религия — это иллюзия. Эта библейская идея стала общим местом. Насколько религии стремятся к Богу, настолько они нейтральны, если не благи. Но потом они заменяют Бога идолами и становятся страшными. Сатана — отец лжи (религиозного обмана) и «человекоубийца от начала» (религиозные жертвы — во всех смыслах слова).

> Борьба с религией становится одним из основных мотивов Ветхого Завета: заповедь «не сотвори себе кумира», отсутствие «образа Бога» в иудейском культе, пустое место в центре Иерусалимского храма. Бог многажды называет все религиозные культы «мерзостью перед Богом». В конце концов Бог осуждает и Свой собственный культ, установленный в Израиле, говоря через пророков: «ненавижу праздники ваши».

> Борьба эта достигает предела в Новом Завете, в воплощении Бога. «Наступает время, когда и не на горе́ сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу, /…/ а в духе и истине». Это наступающее время — наше время. В ответ на Пришествие Христа священники, власть и фанатичная толпа убивает Бога.

> Где бы ни была провозглашена Благая Весть — везде религии умирают, жертвоприношения останавливаются, кумиры пребывают в забвении.

> Иоанн Богослов в Апокалипсисе свидетельствует, что не видел храма в Новом Иерусалиме. Потому что в мире после Второго Пришествия храма — религии — не будет, но Бог будет «всё во всём».

> Христианство — ликвидатор религии. То что мы здесь не бредим докажут три великих философа, цвет современной западной — (пост)христинской — философии.

> Жак Деррида в «Оставь это имя» пишет:

> «Если, с одной стороны, апофатизм доходит едва ли не до атеизма, нельзя ли сказать, что, с другой стороны, или как раз по этой причине, крайние и наиболее последовательные формы открытого атеизма всегда будут свидетельствовать о настойчивой устремленности к Богу? Не заложена ли эта устремленность в программе апофатизма, в само́й его матрице? Скажем, как типичное и вполне атрибутируемое возвращение?» [Надо ли говорить, что апофатизм — вершина православного богословия?]

> Славо́й Жижек в «Кукле и карлике» пишет:

«Когда умирает Христос, вместе с ним умирает тайная надежда, заметная в его словах: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?», надежда на то, что ЕСТЬ отец, который покинул меня. «Святой Дух» — это сообщество, лишенное поддержки в большом Другом. Смысл христианства как религии атеизма — не в вульгарно-гуманистическом обожествлении человека, при котором обнаруживается, что человек — это тайна Бога (как рассуждал Фейербах и др.): христианство атакует религиозное ядро, которое выживает даже в условиях гуманизма, вплоть до сталинизма с его верой в Историю как «большого Другого», определяющего объективный смысл наших поступков».

> Рене Жирар в «Вещах, сокрытых от создания мира» пишет:

«[Евангелия] отрицают ответственность Бога за болезни, немощи, катастрофы, в которых страдают невинные люди, — и самое главное за конфликты. […] Стародавняя неосознанная практика приписывания божеству ответственности за всё зло, которое случается с людьми, здесь полностью отвергается. Евангелия отнимают у божества самую главную функцию, которая была за ним закреплена в примитивных религиях, — способность сосредотачивать в себе всё то, с чем люди не могут справиться в своих взаимоотношениях с миром, и прежде всего — друг с другом.
Поскольку этой функции больше не существует Евангелия могут приступить к утверждению своего рода практического атеизма».