"Слово
было от Бога, и Слово было Бог", - всё-таки прежде всего загадка о Спасителе,
а не философский трактат. Это и загадка о человеческом слове (в конце концов,
у Бога слова нет, это всего лишь сравнение, антропоформизм). Когда мы произносим
слово, мы иногда освобождаем это слово, томившееся внутри нас. Иногда мы освобождаем
себя от этого слова - оно сказано, мы можем заняться другими делами и словами.
Наконец, нынешнее "молчание Бога" - это молчание Слова? молчание Того,
Кто сказал и второй раз повторять не намерен, во всяком случае, в ближайшее время?
Во всяком случае, человек всегда знает о себе, что он не равен своему слову.
Иногда больше, иногда меньше, но равенства здесь нет, а Иисус - Слово Божие, равное
Богу до тождественности, до сущности. Этим Иисус отличается от Библии - Слова
Божия, Богу отнюдь не равного. Поэтому можно не знать Библии, но знать Христа,
не знать Откровения, но знать Того, через Кого <оно> открылось. Вера не
облегчает, а осложняет, ведь вера приходит помимо нашего усилия, благодатью. После
восемнадцати веков богословствования всё яснее, что Бог не в словах, а в Слове,
и именно поэтому опасно по словам судить веру человека. А другого способа
нет - значит, надо просто не судить. Кстати, это очень легко, потому что с какой,
собственности, стати человек вдруг начинает судить? Ему дана власть. Иногда ему кажется,
что дана власть, но это уже клинический случай. Но, даже если власть дана, - не
бери ее или не используй ее. Это и есть молчание - неосуждение. Слово Божие
пришло не судить, а спасти мир. Слова людей не должны
ни судить, ни спасать. Они могут просто отдыхать. или выражать любовь, не
более (гм!) того. Ио.1,1: Одно “в начале” не противоречит другому. Просто
Бытие описывает то, что было достаточно для спасения до Христа - что
мир сотворен единым Богом, а Ио. описывает то, что есть смысл спасения: истинное
начало есть не момент творения, а момент Бога. Преодоление антропоцентризма: перестаньте
спрашивать, что было в начале мира, откуда он взялся, и спросите по-детски,
что такое начало Бога. Оно - в рождении Сына, исхождении Духа.
[Яков
Кротов. К ЕВАНГЕЛИЮ www.krotov.info/yakov/essai_vera/ev_io/io_01_01.html]
Господь говорил, что Он
пришел не судить мир, а спасти его. И все-таки с тех пор начался Суд над
миром, и не только над миром, а над каждым из нас потому, что перед
нашей совестью образ Христа Спасителя стоит всегда как живой суд. Бог не похож
на земного судью, Он не судит и не осуждает нас бесчеловечно, бездушно, следуя
букве закона. Нет, к нам приходит Божья любовь, приходит ко всему роду человеческому
и к каждому из нас. И тогда что-то с нами происходит - с каждым человеком
по-разному.
Когда извергается вулкан, из огнедышащей горы летят
раскаленные камни, лава течет как огонь, и вот на ее пути - река. Огненные раскаленные
камни падают в реку, и там происходит как бы взрыв - вся вода испаряется иногда
в мгновение ока. Подобно тому - любовь Божия, которая к нам ко всем идет, вдруг
попадает в грязь и холод немой души, и тогда происходит взрыв. Не потому,
что у Бога есть ярость или гнев, это есть только у человека, а потому, что
встретилось чистое и нечистое, безгрешное и грешное - и происходит буря.
Суд начался с того момента, когда Господь призвал людей, когда Он всех воззвал
в Свое Царство, а мы не пошли - по лености, по равнодушию, по суетности.
Нам казалось, что есть более важные вещи, чем Царство Божие, чем жить рядом с
Богом, в Его любви и по Его заповеди. А Он говорил: ''Покайтесь, приблизилось
Царство Божие". Он и сейчас нам говорит: "Покайтесь, приблизилось..."
- а значит, ныне суд миру сему.
[Александр Мень. О Страшном Суде
www.krotov.info/library/13_m/myen/00011.html,
www.krotov.info/library/13_m/myen/00027.html]
—> см.
Появление христианства в мире открыло людям новое основоположение
жизни и дало полное объяснение всей внутренней истории древнего человечества.
Оно именно объяснило, что люди сбились с пути, что они потеряли смысл своей
жизни, что они созданы были затем, чтобы просвещаться и светить на земле светом
бесконечных Божиих совершенств; но они уклонились от выполнения этой цели, потому
что им захотелось осветить землю светом своего собственного величия, и они действительно
осветили ее позором всех преступлений, какие только в состоянии были выдумать.
Поэтому все они заключены под грехом и все подлежат осуждению (Рим.III,9-18).
Но вечная Божия воля не может не исполниться. Хотя люди в начале жизни и отвергли
ее ради своей собственной воли, и хотя они потом совсем даже и забыли о предвечном
определении этой воли, однако всё это было только до времени. Бог не хотел только
принуждать людей, – Он хотел привести их к Себе после того, как они поживут
на своей собственной воле и сами собой придут к сознанию и утверждению своей
погибели. Когда же пришли они к этому сознанию и утверждению, Бог послал
в мир сына Своего – не для того, чтобы судить и осудить мир, но для того, чтобы
спасти его (Иоан.III,17; XII,47). Поэтому Христос явился в мир как обыкновенный
человек и жил в обыкновенных условиях человеческой жизни при семействе бедного
плотника (Марк.VI,3). Следовательно, горе жизни Ему было известно с самого детства,
и всю Свою жизнь Он провел под бременем нужды и лишений (Лк.IX,58), однако же
никакое представление блага жизни не в состоянии было обольстить Его. Он вполне
подчинил Свою человеческую волю воле божественной и потому вполне победил мир
во всех соблазнах его (Мф.IV,3-10). Не только постоянные притеснения и оскорбления,
но и самая смерть не вызвала в Нём ни одного слова раскаяния в полном отречении
Его от всех благ мира и ни одного слова ропота на все тяжелое бремя Его страдальческой
жизни и даже на самый позор Его неповинной смерти. Он умер от злобы людской.
[Виктор Несмелов. ВОПРОС О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ В УЧЕНИИ НОВОЗАВЕТНОГО ОТКРОВЕНИЯ www.krotov.info/library/n/nes/nesmel_15.htm]
Ад есть состояние души, бессильной выйти из себя, предельный эгоцентризм,
злое и темное одиночество, т.е. окончательная неспособность любить. Ад есть
замкнутость в себе мучительного мгновения, при которой внутри этого мгновения
раскрывается бездна и бесконечность, мгновение делается бесконечным временем.
Ад создает и организует отделение души от Бога, от Божьего мира, от других
людей. В аду душа от всех и от всего отделена и уединена и вместе с
тем всем и всему порабощена. Извращение идеи ада в человеческом сознании привело
к тому, что она была отождествлена со страхом Божьего суда и Божьего возмездия.
Но ад есть не действие Бога на душу, в данном случае судебное и карательное,
а именно отсутствие действия Бога на душу, неспособность души раскрываться
какому бы то ни было Божьему действию, совершенное отпадение от Бога. Ад
есть не что иное, как совершенное отделение от Бога. Ужас ада совсем не в том,
что суд Божий будет суров и неумолим. Бог есть милосердие и любовь, и ему отдать
свою судьбу означает преодоление ужаса. Ужас в предоставленности моей судьбы
мне самому. Страшно не то, что Бог сделает со мной. Страшно то, что я сам сделаю
с собой. Страшен суд души над собой, над собственным бессилием утвердить вечную
жизнь. Ад, в сущности, не то означает, что человек попал в руки Божьи, а
то, что он окончательно оставлен в собственных руках. Нет ничего страшнее собственной
меонической, темной свободы, уготовляющей адскую жизнь. Страх Божьего суда есть
лишь невозможность для темной стихии вынести Божий свет и Божью любовь. Божий
суд и есть лишь страшный свет, брошенный на тьму, любовь, обращенная на злобу
и ненависть. Всякая душа человеческая греховна и подвержена тьме, из которой не
может собственными силами выйти к свету. Душа становится расположенной перейти
к сумеречному и грезящему полу-бытию, полу-жизни. Усилиями собственной свободы
она не может прийти к подлинному бытию, к подлинной жизни. С этим связано само существо
христианства. «Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать».
«Я пришел не судить мир, но спасти мир».{Лк.9:56;
Ин.12:47} Явление Христа и есть спасение от ада, который человек уготовляет
самому себе. Явление Христа означает поворот души от созидания ада к созиданию
Царства Божьего. Без Христа-Искупителя и Спасителя Царство Божье для человека
недоступно и недостижимо. Нравственные усилия человека не приводят к Царству Божьему.
Если нет Христа и нет внутреннего поворота, связанного со Христом, то ад
в той или иной форме неотвратим, он естественно создается человеком. Сущность
спасения — в освобождении от ада, к которому естественно тяготеет тварь.
Идея ада должна быть совершенно освобождена от всех ассоциаций, связанных с перенесением
на небо принципов уголовного права. Ад, как субъективная сфера, как погружение
души в ее собственную тьму, есть имманентный результат греховного существования,
а совсем не трансцендентное наказание за грех. Ад и есть невозможность перейти
к трансцендентному, есть погруженность в имманентное. Только нисхождение
Сына Божьего в ад может освободить от него. Ад есть результат замкнутости природного
мира, закрытого для вмешательства Бога, для нисхождения Бога. Всякое же Божье
действие на мире может быть направлено лишь на освобождение от ада. Ад совсем
не в вечности наступит, он останется во времени. И потому ад не может быть
вечен. Один из голосов, звучащих в моей душе, говорит, что все обречены на
ад, ибо всё в большей или меньшей степени обрекают себя на ад. Но так предвидятся
конечные судьбы без расчета на Христа. И другой голос говорит во мне,
что все должны быть спасены, что свобода человека должна быть просветлена изнутри,
без насилия над ней, что приходит через Христа, что и есть спасение. В мире духовном
нельзя мыслить дьявола внеположным душе человеческой, он ей имманентен, он есть
ее обреченность самой себе. Христос освобождает душу от дьявола. Если не стоять
на точке зрения манихейского дуализма, то дьявол есть высший дух, божье творение
и падение его объяснимо лишь меонической свободой. Проблема сатанизма сводится
к этой бездонной, иррациональной свободе.
[Николай Бердяев. О НАЗНАЧЕНИИ
ЧЕЛОВЕКА. (III.II) www.krotov.info/library/02_b/berdyaev/1931_026_12.html]
Я не сомневался в существовании Бога, не в этом мое мучение. Человеку
не удалось убить Бога. Но я часто ощущал уход Бога из мира, богооставленность
мира и человека, мою собственную богооставленность. Богооставленность же человеческих
обществ и цивилизаций есть основной опыт эпохи, в которую мне пришлось жить.
Мы живем в эпоху торжества фатума. Я много размышлял о способах борьбы против воинствующего
безбожия, о противодействии его соблазнам. У меня выработалось глубокое убеждение
в том, что обычные традиционные методы апологетики лишь поддерживают безбожие
и дают аргументы атеизму. Трудно защищать не веру в Бога, трудно защищать
традиционное учение о Промысле Божьем в мире. Это учение никак не может
быть согласовано с существованием зла и его необычайными победами в мировой жизни,
с непомерными страданиями человека. В сущности, это учение о Промысле оборачивается
оправданием зла. Нужно совершенно отказаться от той рационалистической идеи, что
Бог есть мироправитель, что Он царствует в этом природном мире, в мире феноменов,
если употреблять гносеологическую терминологию. В этом мире необходимости, разобщенности
и порабощенности, в этом падшем мире, не освободившемся от власти рока, царствует
не Бог, а князь мира сего. Бог царствует в царстве свободы, а не в царстве
необходимости, в духе, а не в детерминированной природе. Идею Промысла невозможно
понимать натуралистически и физически, ее можно понять лишь духовно и нравственно,
она переживается лишь в личной судьбе. И тогда падает главный аргумент
атеизма, который, в сущности, направлен против натуралистической, объективированной
теологии и телеологии. Так же неприемлемо натуралистическое, объективированное
понимание откровения. Откровение совершается в духе, и оно духовно. В плане объективированной
природы и истории оно лишь символизируется. Мой духовный опыт имманентен, в нём
самом нет объективации, отчуждения. Бог во Мне глубже меня самого (блаженный Августин).
Но мой духовный опыт есть трансцендирование к трансцендентному. Бог трансцендентен,
но есть имманентный, не отчужденно-объективированный опыт трансцендентности
Бога. Для меня сохраняет значение различение между эзотерическим и экзотерическим
в религии. Восприятие откровения, которое всегда двучленно, – ступенно, оно зависит
от структуры сознания. Я вижу в самом Евангелии различие между эзотерическим
и экзотерическим. Меня мучило одно противоречие Евангелия и противоречие
основное, относящееся к самому духу учения Христа, а не к чему-то второстепенному.
Все учение Христа проникнуто любовью, милосердием, всепрощением, бесконечной человечностью,
которой раньше мир не знал.
Христианство есть религия любви и свободы. Евангелие
есть благая весть о наступлении Царства Божьего. Христос защищает мытарей и грешников
и обличает самоправедность фарисеев, ревнителей закона. Он не бросает камня
в грешницу. Он ставит человека выше субботы. Он призывает к себе всех труждающихся
и обремененных, чтобы облегчить их бремя. Меня это бесконечно трогало и тогда,
когда я не считал себя, христианином. Христос пришел не
судить, а спасти и спасти всех. Но сравните дух Нагорной проповеди, да и весь
дух Евангелия с притчами. В притчах обычно хозяин производит резкое разделение
людей и всех, не исполнивших его воли, посылает в геенну огненную, где будет
плач и скрежет зубовный. В притчах есть жестокость и беспощадность, и многочисленные
ортодоксальные любители ада могут на них опираться. Средний гуманный человек XIX
века не поступил бы так жестоко с девами, не наполнившими своих светильников маслом,
с не приумножившим талантов, как хозяин в притчах. Но ведь хозяин – Бог. Меня
всегда это отталкивало. Это есть вопрос о том, можно ли понимать христианство
как религию страха и запугивания. Но люди сейчас слишком испуганы ужасом мира,
чтобы исповедовать религию страха и ужаса. Нужно помнить, что притчи обращены
к простому народу той эпохи, к среднему человеку, которому мало понятна бескорыстная
любовь к Богу и божественному, они сказывались в ограниченных рамках пространства
и времени. Притчи – экзотеричны, в них учение Христа, голос свыше, преломлены
в темном еще человеческом сознании. Другого языка человеческая масса еще не понимает,
понимают лишь немногие. Во многих местах Евангелия образ Христа и Его учение видны
лишь через тусклое стекло. Но видение через тусклое стекло есть видение экзотерическое.
Образ Христа был выше того образа, который раскрылся в Евангелиях уже преломленным
в тусклом стекле, приниженным воспринимающей человеческой стихией. Средний человек
не мог воспринять откровения Бога без элемента устрашения, без угроз наказанием.
Страх с древних времен есть основной человеческий аффект, он движет историей.
[Николай Бердяев. САМОПОЗНАНИЕ (XI) www.krotov.info/berdyaev/1940/Sam_11.html]
Примем в рассуждение наше другие подобные слова Иоанна:
"Верующий в Сына имеет жизнь вечную; а не верующий в Сына не увидит
жизни, но гнев Божий пребывает на нем": а что пребывает, то, конечно, уже началось
и началось от какого ни есть греха, по причине прежнего неверия. Но как скоро
кто верует, гнев Божий отступает, и место его занимает жизнь. Итак, веровать
во Христа означает приобретение жизни: ибо <не>верующий в Сына да будет
осужден.
Но верующий во Христа, — говорят они, — должен соблюдать
слова Его; ибо Господь говорит: "Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий
в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит,
Я не сужу его". Христос не судит, а ты судишь. Он говорит: чтобы "всякий
верующий в Меня не оставался во тьме", то есть хотя бы был во тьме,
да не пребывает в ней, прегрешение да исправит и да соблюдает заповеди
Мои. Ибо сказал Я: "не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от
пути своего и жив был". Сказал Я: "Верующий в Меня не судится: поскольку
не послал Бог Меня чтобы судить мир, но да спасется Мною мир". Я прощаю
охотно, скоро преклоняюсь к милосердию; ибо милости хочу, а не жертвы:
жертва приносит похвалу праведнику, милосердие же искупает грешника. "Ибо
Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию". Жертва
- в законе, в Евангелии же — милосердие: закон дан через Моисея, а через Меня
- благодать.
Он же говорит: "Отвергающий Меня и не принимающий
слов Моих имеет судью себе". Но принимает ли слова Христовы тот, кто не исправляет
себя? Конечно, не принимает. Итак, кто исправляет себя, тот принимает слово
Его; ибо слово Его состоит в том, чтобы каждый оставлял грехи свои. Потому эти
слова или забыть тебе должно, или принять.
Но заповеди Господни
надлежит хранить и тому, кто перестал грешить. Итак, эти слова должен ты относить
не к тому, кто всегда соблюдает заповеди, но кто, услышав слова Господни,
исправляется и хранит их.
Сколь несправедливо предавать вечной
казни того, кто не сразу соблюдает заповеди Господни, в том пусть научит тебя
не отнимающий прощения даже у тех, кто не хранит повелений его, как читаем в псалмах:
если нарушат уставы Мои и повелений Моих не сохранят: посещу жезлом беззаконие
их, и ударами - неправду их; милости же Моей не отниму от него, и не изменю истины
Моей. Итак, всем обещает милосердие.
Но это милосердие бывает
не без какого-то смысла: есть различие между теми, кто всегда повинуется небесным
повелениям, и теми, которые некогда пали, или по ошибке, или по нужде. Но чтобы
ты не подумал, что мы приводим тебе свои доказательства, внемли рассуждению Самого
Христа, говорящего: "Раб же тот, который знал волю господина своего, и не
был готов, и не делал по воле его, бит будет много. А который не знал, и
сделал достойное наказания, бит будет меньше". Итак, оба будут приняты, если
только будут веровать. Ибо Господь, "кого любит, того наказывает; бьет же
всякого сына, которого принимает". Не предает смерти, кого наказывает;
ибо написано: "Строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня".
[Амвросий Медиоланский. ДВЕ КНИГИ О ПОКАЯНИИ. (I.12) **;
ср. rasylka/rzerv/heb12_6.txt]
+ www.krotov.info/libr_min/p/popovsk/opyty.html
+ www.krotov.info/yakov/4_evang/1_mt/03_10.htm
+ www.krotov.info/yakov/3_vera/2_veruyuschie/27_money.htm
+ www.krotov.info/berdyaev/1927/fsd_05.html