> Глава четвертая. Созерцание славы и снисхождения Воплощенного Слова
> (в благовестии раннего христианства и в древних литургиях)

> 1

> Созерцание славы Воплощенного Слова проходит красной нитью через весь религиозный опыт раннего христианства. "Мы видели славу Его, славу как Единородного от Отца" (Ин 1.14). Это задает тон. Это соответствует и основоположному свидетельству первых трех Евангелий. Вспомним слова Крестителя у Марка: "Идет за мною Сильнейший меня. Я недостоин, нагнувшись, развязать ремень от обуви Его" (1.7). В 4-ом Евангелии это свидетельство Крестителя сливается уже в одно с созерцанием самого евангелиста и вместе с тем и всех проповедников Благой Вести: "Иоанн свидетельствует о Нём и, восклицая, говорит: Это был Тот, о Котором я сказал: Идущий за мною стал впереди меня, ибо был прежде меня. И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать. Ибо закон дан через Моисея, благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа" (1.15-17).

> Что можно еще большего сказать? Мы видели славу Его; мы видели Того, через Которого благодать (т. е. милосердное снисхождение Божие) и истина вообще стали быть (ἐγένετο). Но сказано еще другое — совсем неожиданное, и даже как будто странное, и это — даже еще большее: "И Слово стало плотью (ὁ Λόγος σὰρξ ἐγένετο) и обитало с нами, и мы видели славу Его..." Т. е. эта слава Божия (по-еврейски каво́д обозначает некое, поражающее своим величием, откровение недосягаемой сущности Божией)¹⁵ раскрылась нам через явление Слова Божия во плоти, или вернее, через то, что Божественное Слово "стало плотью, и вселися в ны"... и "мы видели славу Его". Не только славу Его, но славу, проявившуюся в Его приятии плоти, славу в уничижении и смирении. Мы затронули здесь самый основной нерв христианского откровения благовестия, христианской веры и христианского опыта (и можно еще прибавить: основной вдохновляющий принцип Христианского миросозерцания и даже христианской эстетики, как и основное содержание христианского молитвенного созерцания).

> Слава Его, раскрывающаяся в добровольном уничижении. Поэтому, когда начинается уже период предсмертных Страданий, Иисус восклицает: "Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нём"... — т. е. страдание есть носитель Его Божественной Славы, в страдании раскрывается Его слава. Поэтому в своих песнопениях Православная Церковь одновременно созерцает оба полюса — и славы и уничижения: "Днесь висит на древе Иже землю на водах Повесивый"...

> Эти два полюса остаются теснейшим образом связанными не только в Евангелии от Иоанна, но и в опыте ранних провозвестников и во всей христианской Церкви вообще.

> 2

> 4-ое Евангелие всё проникнуто созерцанием этой Славы. "Увидите небо отверстым и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому" (1.51). Эта Слава просвечивает и в других Евангелиях, в повествованиях о смиренном служении Его, о силе Его исцелений и о власти Его слова ("Народ дивился учению Его, ибо Он говорил, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи"), и находит себе особо яркое выражение в сиянии Преобразившегося на горе́, которое раскрылось только избранным ученикам — Петру, Иакову и Иоанну (Мф 17.1-9; Мк 9.2-6; Лк 9.28-30; срв. 2Петр 1.17,18).

> Потом пришел кризис. Их взор углубился после решительного переворота, пережитого ими в Воскресении Его. И в страдании Его открылось их взору не только величие Праведника и Мученика за правду, но новые, неизведанные, непонятные глубины... "Один из воинов копьем пронзил Ему ребра", читаем у Иоанна, "и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его" (19.34,35). В свете воскресения раскрылась и божественная глубина Его добровольного страдания и смерти, и Царствие Божие, о котором Иисус проповедовал, что оно здесь, близко, приблизилось, оно раскрылось в своем высочайшем проявлении — в смерти Его и в воскресении Его. Это осуществление Царства в Нём Самом, в Его пришествии, Его проповеди, Его подвиге. Его победа озаряет новыми лучами — лучами Славы, лучами Высшего Присутствия и самые страдания и самую смерть. Начинается новая жизнь: преображение действительности силою Духа, пока только в зачатке: "и дал начаток Духа" (τòν ἀρραβω̃να του̃ πνεύματος) "в сердца наши" (2Кор 1.22). Но перелом совершился. И эта новая действительность коренится в явлении Его — в уничижении и "Славе" — имевшем место в истории.

> 3

> Христианство не переставало с тех пор питаться духовно-молитвенным созерцанием высоты величия Его и славы и глубины́ уничижения, неразрывно связанных друг с другом. Так уже с самого начала евангельской повести, начиная с трепетного созерцания Елисаветы (Лк 1.43): "Откуда мне сие, что пришла Матерь Господа моего ко мне?", и в ликующей прощальной молитве старца Симеона (Лк 2.29): "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему с миром; ибо видели очи мои спасение Твое" (ликование, соединенное, однако, с предвидением великих страданий: Ей, Матери, "оружие пройдет душу"), до созерцания добровольной глубины уничижения и "кеносиса" Сына Божия, с последующим прославлением Того, Кто был "послушен даже до смерти, смерти же крестной" (Флп 2.3 — возможно, что это древне-христианская литургическая или крещальная формула), и до исповедания Фомы: "Господь мой и Бог мой!". Характерно, что это исповедание Фомой Воскресшего Господа связано с указанием на раны, но уже на "преодоленные" раны, на преображенном, воскресшем Теле Его. "Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои, и не будь неверующим, но верующим" (Ин 20.27,28).

> Неудивительно, что такое созерцание могло и должно было лечь в основу молитвенного благодарения ранней Церкви. Это благодарение живет, напр., в тех молитвословиях и гимнах, которыми пронизан Апокалипсис. Там перед нашими глазами, наряду с ужасами, развертывающимися в мире, предстает атмосфера молитвенного созерцания и благодарного трепета святых, склоненных перед престолом Господа Вседержителя и перед Агнцем Божиим, Который "был мертв, и се, жив во веки веков" (1.18).

> Из ряда сходных "литургических" сцен "Откровения" остановимся еще на той, что особенно ярко провозглашает уже совершившуюся окончательную победу Божию (19.1,2,4-6):

> Носителем славы и победы и могущества является здесь Сидящий на Престоле, а также и Агнец, закланный, но живой. Мы приблизились здесь к основному опыту, основному созерцанию и древне-христианской литургии.

> 4

> Слава, великолепие, величие и... присутствие мистическое среди нас Страдавшего ради нас и Воскресшего. Вот — основное содержание Таинства Евхаристии.

... ибо Царь царствующих / и Господь господствующих / приходит принести Себя в жертву / и дать Себя в пищу верным. / Пред Ним шествуют сонмы Ангелов / со всяким их начальством и властью...

Ныне Силы Небесные с нами невидимо служат, / ибо вот, входит Царь Славы, / вот Жертва, таинственная, / совершенная, ими сопровождается.

> "... Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Ему лики ангельские со всяким началом и властию..."¹⁶ "Ныне силы небесныя с нами невидимо служат. Се бо входит Царь Славы, се Жертва Тайная совершенна дориносится"¹⁷. Одновременно и жертва и прославление, и страдающий Сын Человеческий и — Царь Славы. Весь диапазон христианского молитвенного созерцания объят этим таинством: и глубина снисхождения, страдания и крестной смерти, и прорыв величия Воскресения и слава Царя царствующих и Господа господствующих. И не только наше молитвенное созерцание дано в таинстве Евхаристии, но и гораздо больше: истинное присутствие среди нас Пострадавшего и Прославленного.

---

> Это обетование, данное ученикам, было: "Вот, Я с вами во все дни до скончания века" (Мф 28.20). Всегда, непрестанно духовно с нами (если мы того хотим), во всей ткани повседневной жизни, в страданиях и радостях, в трудах и испытаниях, принимаемых и переносимых во имя Его. Но здесь, в таинстве Евхаристии, это Его обетование проявляется с особой, покоряющей силой. Ибо это есть Таинство прихода Господа к верным Своим — ко всей Церкви и к каждому отдельному верующему, состоящему в этом союзе любви, — страдающего и прославленного Господа. Ведь установлено это Таинство Им Самим накануне страдания и смерти, в ночь прощания с учениками: "Сие есть Тело Мое, которое за вас преломляется"; "Сие есть Кровь Моя Нового Завета, за вас изливаемая. Сие творите в Мое воспоминание". В евхаристическом хлебе и, вине дана вся глубина подлинного присутствия Господа, пострадавшего на Голгофе. Так воспринимала это Церковь с самых первых времен¹⁸.

> "Поэтому, когда едите хлеб сей или пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он не придет", и "кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем" (1Кор 11.29). Это красной нитью проходит через всё совершение таинства Евхаристии в древней Церкви, через все древние литургии. Истинное присутствие здесь, в этих дарах (хлебе и вине), Страдающего Господа... "Се Жертва Тайная совершена дориносится". Церковь предстоит молитвенно перед небесным жертвенником, где Голгофская Жертва бесконечной любви и отдания Себя, однажды раз навсегда принесенная на земле, в вечности бесконечно приносится Сидящему на Престоле (Откр 5 гл.). "Смерть Господню возвещаете", пишет ап. Павел. В евхаристических молитвах древних литургий, после установительных слов таинства ("Сие есть Тело Мое... Сия есть Кровь Моя...") следует обыкновенно так называемый "анамнесис" — воспоминание страдания и воскресения Христова, иногда в совсем кратких словах, иногда в более распространенной форме. Так, напр., особенно подробно в древней коптской литургии св. Григория Чудотворца: "Ты претерпел поругания нечестивых", возглашает священник, "Ты предал хребет Свой на бичевание и ланиты Свои ударам; ради меня, Господи, Ты не отвратил лица Твоего от плевков и поруганий". Народ: "О, Господи, помилуй!". Священник: "Как овечка, Ты пришел на заколение, вплоть даже до самого Креста Ты явил заботу обо мне, мои грехи Ты уничтожил погребением Своим; Ты вознесся на небеса, Начаток бытия моего..." Мы провозглашаем смерть Твою, мы исповедуем Твое воскресение" — так в литургическом папирусе из Дер Бализе (Der Balyzeh) в Верхнем Египте (4-го века).

> Сходно в литургии св. Марка. В литургии Василия Великого читаем: "Вспоминаем и мы, Господи, спасительное страдание Его (Сына Божия), животворящий Крест, трехдневное погребение, воскресение из мертвых, восшествие на небеса, одесную Тебя Бога и Отца сидение, и славное и страшное второе пришествие Его" (сходно, но несколько более кратко в литургии Иоанна Златоуста). Равным образом и "канон" римской мессы возглашает: "Unde et memores, Domine, ... eiusdem Christi Filii tui Domini nostri tam beatae passionis nec non ab inferis resurrectionis, sed et in coelos glotiosae ascensionis" ("Поэтому мы вспоминаем благословенные страдания Христа, Сына Твоего и Господа Бога нашего, а также воскресение Его из мертвых и славное вознесение на небеса"). В Веронском фрагменте древнего "канона Ипполита" (самая, может быть, древняя дошедшая до нас форма "евхаристического канона", близкая к восточной) совсем краткая формулировка: "Итак, памятуя смерть и воскресение Его, приносим Тебе хлеб и чашу, воздавая Тебе благодарение" ("Memores igitur mortis et resurrectionis eius, offerimus tibi panem et calicem, gratias tibi agentes" — см. главу 3).

> В центре всего таинства стои́т безмерное снисхождение, спасительная смерть и прославленное Человечество и воскресение Сына Божия.

> Но таинство Евхаристии состоит не только в созерцании тайны спасения нашего, данного нам через Голгофскую жертву Его, но и в присутствии ее здесь среди нас. Вернее, мы, т. е. вся Церковь возносится к предстоянию перед этой единожды (ἐφάπαξ — Евр 10.10) на земле совершенной и непрерывно в вечности перед престолом Божиим приносимой Жертвой.

> Господь приходит к верным Своим и присутствует среди них и соединяется с ними. Весь центр тяжести, всё содержание древней литургии могут быть сведены к этому благодатному "Пришествию" и Присутствию Его, Страждущего и Преображенного¹⁹. Не даром поэтому во всех древних литургиях христианского мира — и восточного и западного — центральная, главная часть, — совершение Таинства, вводится новозаветным торжествующим возгласом: "Осанна в вышних! Благословен Грядый во имя Господне! Осанна в вышних!" Его слава включает именно момент Его безмерного снисхождения. Поэтому в ряде литургий, особенно сирийского происхождения, изображается, как чины ангельские с трепетом и ужасам созерцают тайну безмерного снисхождения Царя Славы И мир весь исполняется славой Его — славой Его не только, как Творца и Источника всего бытия, но и как Промыслителя и Спасителя мира. "Воистину небеса и земля полны славы Твоей через пришествие Господа и Бога и Спасителя Иисуса Христа", возглашает египетская литургия св. Марка²⁰.

> Классична по силе своего выражения "возносительная молитва" ("анафора" — возношение душ и сердец^*) в литургии Василия Великого. Это, как все возносительные молитвы, есть благодарение Отцу за сотворение мира и дарование жизни, за попечение Его о людях и за высший акт Его попечения и любви — послание Единородного Сына в мир.

> Это — одна из самых величественных молитв христианского мира. Церковь и Ангелы и всё творение склоняется перед безмерным величием и снисхождением Господа Христа.

> Но еще больше и трепетнее ощущает это снисхождение верующая душа, когда Он соединяется с ней в Своем истинном Теле и истинной Крови Своей. Со страхом и трепетом и смирением склоняется она перед безмерным пришествием Его. "Верую и исповедую, что Ты еси Сын Бочий, пришедший в мир грешных спасти, от нихже первый есмь аз..." — "...Несмь достоин ниже́ доволен, да под кров внидеши храма души́ моея, занеже весь пуст и палcя есмь... Но дерзая прихожду..." В этом соединении с Ним — источник новой жизни, участие в Его преображенной жизни, начинающейся уже теперь. Но дается это только через добровольное участие в Кресте Его. Ибо близость Его и безмерное снисхождение и богатство славы и величия раскрывается в своих глубинах через тайну Креста Его.