> Таинство евхаристии

> В предыдущей главе мы говорили о Таинстве Покаяния – о том, что в этом Таинстве мы встречаемся с любовью Божией, что Господь нас милует, очищает, исцеляет, прощает и руководит в покаянии; что покаяние – постоянное внутреннее делание, которым человек восстанавливает живую связь с Богом, нарушенную и нарушаемую грехами; наконец, что покаяние не есть некое самоедство, ввергающее людей в уныние и складывающее у них «комплекс вины», но оно, как и любое духовное делание, есть положительное религиозное чувство, приносящее в душу человека благодать Святого Духа, – а если это не так, то покаяние понимается неверно. Необходимо ещё раз подчеркнуть это важнейшее положение христианского учения. Церковь – всегда благо, милость, любовь, крепость, бодрость, радость; всё, что подаётся от Церкви человеку, характеризуется именно этими качествами. В Церкви есть и долженствования, и запреты; но они вовсе не самоценны, а всего лишь оберегают, охраняют преподанную человеку благодать Святого Духа. Если – что является очень распространенной ошибкой – Церковь воспринимается не подательницей Христовой жизни, но в первую очередь системой запретов и долженствований, если человек рассматривается не как возлюбленное чадо Божие, но как прежде всего, и только, грешник, – то тем самым Евангелие, благовествование подменяется «зловествованием», нарушающим стройный чин христианской жизни и иерархию духовных ценностей.

> Продолжая же наше благовествование, мы подошли к самому главному, что есть в Церкви, к центральной её точке, стержне, на котором Церковь держится, к Таинству Таинств – Святой Евхаристии. Это Таинство как бы сводит в единый центр, фокусирует всё, что происходит в Церкви, все догматы веры, всю человеческую жизнь – и не только духовную. Ради совершения Евхаристии строятся храмы, пишутся иконы, отливаются колокола, шьются священные облачения, изготавливается церковная утварь, наконец, выращивается хлеб и выделывается вино, – то есть Евхаристия включает в себя и культурную, и производственную, и вообще всякую составляющую человеческой жизни. Литургия, на которой совершается Таинство Евхаристии, вобрала в себя всё богатство Церкви – и богословское, и культурно-историческое, и эстетическое. Церковь всегда сознавала Литургию как величайшую свою драгоценность и блюла её, как зеницу ока. Церковное наказание по сути своей есть временное запрещение участия в Евхаристии. Отпадение от Церкви свидетельствуется нарушением Евхаристического общения. Церковное единство выражается в совместном участии в Евхаристии.

> Из этого видно, что принадлежность к Церкви каждого христианина определяется не только церковным мировоззрением, но и участием в Евхаристии. Вся повседневная жизнь православного христианина определяется литургическим строем Церкви. Вся духовная жизнь, по словам святителя Феофана Затворника, также должна соответствовать духу этого Таинства: какие мы по отношению к Богу, к ближнему, к самому себе на Литургии, такими должны быть всегда. Это идеал, конечно, но и он также определяется Евхаристией. Поэтому христианину очень важно усвоить себе православное учение о Евхаристии и хорошо понимать некоторые сложившиеся проблемы, связанные с восприятием этого Таинства.

> Начнём с определения. Евхаристия есть Таинство, в котором верующему под видом хлеба и вина преподается истинное Тело и истинная Кровь Господа нашего Иисуса Христа. Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (Ин.10,10). Я есмь путь, и истина, и жизнь (Ин.14,6), говорит Христос. Желая приобщить нас Себе, дать нам эту «жизнь с избытком», Он избрал для этого не какой-нибудь мыслительно-интеллектуальный, или эстетически-культурный метод, а наипростейший, наиестественнейший для человека способ – через вкушение. Как пища входит в нас и растворяется в нашей плоти, проникает до последней клеточки человеческого организма, так и Господь захотел до самой нашей последней молекулы проникнуть нас, соединиться с нами, приобщиться нам – и это всё для того, чтобы мы до конца приобщились Ему. Ум человеческий не в силах постичь глубину этого действия Божия; воистину, здесь проявляется любовь Христова, которая превосходит всякое разумение (Еф.3,19).

> О Евхаристии мы находим многие свидетельства в Священном Писании. Вот что говорит Сам Господь: Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую дает вам Сын человеческий. Отец Мой даст вам истинный хлеб с Небес; ибо хлеб Божий есть тот, Который сходит с Небес, и дает жизнь миру. Я есмь хлеб жизни; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; хлеб же, сходящий с Небес, таков, что ядущий его не умрет. Я – хлеб живый, сшедший с Небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира. Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день; ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нём; как послал Меня Живый Отец и Я живу Отцом, так и ядущий Меня жить будет Мною. Сей-то есть Хлеб, сшедший с Небес; не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек (Ин.6,27-58).

> Конечно, Христос произнес неслыханные, невероятные слова. Многие из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные слова! Кто может это слушать? (Ин.6,60). И мы видим тут удивительную вещь: Господь, Который оставил девяносто девять овец, чтобы отправиться в горы взыскать единственную заблудившуюся (Мф.18,12), вовсе не стал уговаривать этих учеников: «вернитесь, понимайте это не буквально, ну куда же вы», и проч. – но обратил к оставшимся ученикам суровые слова: Не хотите ли и вы отойти? (Ин.6,67). Значит, принятие Тела и Крови Христовых настолько важно, что без него никто не может стать христианином.

> Само Таинство было установлено Спасителем в важнейший день Его земной жизни – перед крестными страданиями и искупительной смертью ради людей. На пасхальной вечере, когда они ели, Иисус взял хлеб, и раздавая ученикам, сказал: "Приимите, ядите, сие есть тело Мое". И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: "Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Мф.26,28); "сие творите в Мое воспоминание" (Лк.22,19). И со дня Пятидесятницы центральным действием родившейся Церкви стало именно это, данное апостолам и их преемникам, совершение Евхаристии: и каждый день единодушно пребывали в Храме, и преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца (Деян.2,46). Здесь мы видим и первый чин совершения Евхаристии: молитва в Иерусалимском храме, затем совершение Евхаристии по домам («преломление хлеба» и есть Евхаристия), а затем трапеза любви – «агапа». Приурочивалось совершение Евхаристии к воскресному дню, в воспоминание Воскресения Спасителя; обычно это было ночью. Вот что свидетельствует книга Деяний Апостолов: в первый день недели (то есть воскресенье), когда ученики собрались для преломления хлеба, Павел беседовал с ними и продолжил слово до полуночи; преломив же хлеб и вкусив, беседовал довольно, даже до рассвета, и потом вышел (Деян.20,7-11). Первые Литургии были харизматическими: описываемое здесь евхаристическое собрание состояло из проповеди апостола Павла и самого преломления хлеба, сопровождаемого определенными молитвами.

> Евхаристия сразу стала оформляться как центр церковной жизни общины; в воскресные и праздничные дни христиане города собирались ночью в евхаристическое собрание, возглавляемое епископом; с умножением общин предстоятелями их и самостоятельными совершителями Таинства стали также пресвитеры. Мы здесь не будем входить в историю становления Литургии как чина: это и перенос Таинства на утро, и прекращение традиций агапы, и формирование унифицированных чинопоследований; для нас важно то, что Литургия оставалась центральным действием, главным осуществлением Церкви. В Литургию стянулись все нити церковной жизни. Это произошло в согласии со словом Господа: сие творите в Мое воспоминание (Лк.22,19) – то есть не просто вспоминайте, перебирайте мыслью и чувством, а именно творите, выявляйте делом.

> Как же выявляется церковное содержание в Литургии? Рассмотрим это на примере догматики. Источные, коренные догматы христианства – догмат о Троице, о Боговоплощении, о Воскресении, учение о нашем оправдании и освящении. В Евхаристии Церковь приносит молитвенное приношение Богу-Отцу, нисходит Дух Святой и претворяет хлеб и вино в Тело и Кровь Христову, которыми приобщаются верующие – и таким образом догмат о Троице выявляется здесь не в умозрении, а самим делом. Также действительностью становится для христиан в Евхаристии догмат Боговоплощения: Бог неизменно, неслиянно, неразлучно и нераздельно соединился с человеческой природой – и в причащении Святых Тайн мы реально соединяемся с Богом²⁵.

> Голгофская жертва, оправдывающая, освящающая и спасающая человека, также абсолютно реально выявляется на Литургии. Не «вспоминается» в человеческом смысле и не повторяется, не воспроизводится – ибо она уже совершена один раз, на все века; но именно выявляется: вневременная, сущностная, свершившаяся Жертва Христова проецируется на временный план бытия, так что человек может каждый день, при совершении Литургии, приобщиться ей – не мечтательно, не воображательно, но совершенно реально; тем самым Евхаристия сводит вечность во временное человеческое существование, и мы, приобщаясь евхаристической Чаше, растворяем нашу временную жизнь вневременной спасительной Жертвой Христовой, и уже оказываемся в Царстве Божием, уже живём начатками вечности, будущего века.

> Наконец, неразрывно связано Таинство Евхаристии с Воскресением Христовым. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин.6,54), говорит Господь. Литургия исключительно пасхальна; как Евхаристия выявляет, проецирует, актуализирует для нас Голгофскую Жертву, так же она приобщает нас Воскресению Спасителя: мы причащаемся Тела и Крови Христа Воскресшего и седящего одесную Отца.

> Итак, мы видим, что все догматы нашей веры в Таинстве Евхаристии получают своё воплощение – не умозрительное, но совершенно жизненное. Часто спрашивают: зачем нужна догматика? почему Церковь «цепляется» за все эти догмы? Литургия отвечает нам на это: потому что догматика – не отвлечённое умствование, но реальное дело, и главное – дело каждого из нас, жизненное и самое важное в жизни. Ведь всё это касается нас: это мы, я совоскресаю со Христом, я получаю вечную жизнь, я приобщаюсь Богу Воплотившемуся, я волею Христовою оказываюсь как бы во глубинах Святой Троицы во исполнение слов Христа – Отче! которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною (Ин.17,24). Участие в этом Таинстве, приобщение Чаше Жизни дает человеку всё, что есть в Церкви – оправдание, освящение, бессмертие. Ещё надо сказать: мы неоднократно говорили, что все Таинства созидают Церковь: Евхаристия – даже выше того: она и есть эта созидаемая Церковь. Евхаристия и Церковь – понятия почти тождественные. Евхаристией связываются люди в Тело Христово: ведь все христиане причащаются Одного и Того же Христа; Его святейшие Тело и Кровь проходят до последних атомов человеческого существа – вот и становятся христиане через это больше, чем братьями и сестрами, одним Телом, в самом что ни на есть буквальном смысле этого слова.

> Через Евхаристию мы живейшим образом связываемся с Церковью Небесною. Все мы напоены одним Духом (1Кор.12,13), все христиане – причастники Христа, и на Литургии, во время совершения этого Таинства, совершенно теряет значение преграда между земной и небесной жизнью. Евхаристией земля и небо соединяются в Одно, Неделимое, Вечное, но и здесь уже, на земле сущее Тело Христово. И это не просто красивые слова; это и есть глубочайшая духовная реальность, самая сердцевина церковной жизни, вкусив которую, люди преображались, изменялись и ради которой готовы были идти на смерть.

---

> Таинством Евхаристии как бы «навершаются» прочие Таинства. Церковь совершенно ясно содержит, что без Причащения Святых Христовых Тайн всё прочее не то, чтобы недейственно – вовсе нет; каждое Таинство есть действие всесильной благодати Божией, – но неким образом несовершенно, недостаточно, подготовительно. Это видно из самого устроения Церкви: Церковь вменяет христианам в обязанность регулярное причащение; прочие же Таинства принимаются либо один раз, либо употребляются по надобности. Чинопоследование Крещения и Миропомазания указывают на Евхаристию как на некое своё завершение – в нём (как и в чинопоследовании Елеосвящения) мы молим Бога, чтобы человек сподобился причаститься Святых Тайн. Покаяние – в Русской Церкви, во всяком случае – даже традиционно соединилось с Причащением в одно.^** Брак раньше совершался во время Литургии, и совместное причастие было непременным и обязательным для брачующихся. Таинство Священства совершается исключительно на Литургии и заканчивается причащением Святых Таин. Таким образом, мы видим, что Евхаристия – центр жизни христианина; ею определяется правильность церковного сознания, иерархия ценностей Церкви; к ней, как к высшей точке, «стягиваются» все Таинства, чины, уставы, обряды, каноны; ею определяется церковное единство; говоря кратко – Евхаристия есть норма жизни Церкви и каждого христианина. По канонам Церкви человек, пропустивший без уважительной причины (если он не болен, не под епитимьей, и проч.) три воскресения подряд без участия в Евхаристии, то есть без причащения, тем самым ставит себя вне Церкви.

> Отсюда очевидно, что всякое покривление и помутнение церковного сознания имеет причиной ослабление именно евхаристической жизни; ослабление же значения и смысла Евхаристии, как прямое следствие, тянет за собой размывание христианства, смещение акцентов и нарушение иерархии христианских ценностей. В связи с этим скажем здесь о некоторых важных вещах, которые «въелись» в церковную жизнь, но которые – искажение христианского церковного сознания.

> Какова норма жизни христианина по отношению к Евхаристии? Человек, любящий Христа и старающийся жить по Его заповедям, желает как можно чаще приобщаться своему Господу, то есть чаще причащаться Его Святых Тайн. Литургия для христианина – важнейшее событие; он всегда с нетерпением ждёт её, молитвенно готовится к ней, очищает совесть покаянием; участвуя в Евхаристии, в единении с Церковью земною и Небесною, в соединении своей души с Богом христианин обретает высший смысл своей жизни. После Литургии он старается жить в соответствии с тем, что совершается на Литургии.

> Так было в первые века. Христиане причащались часто; Евхаристия была повседневной духовной необходимостью.²⁶ Со временем евхаристическое усердие ослабело; к XVI столетию дошло до того, что нормой стало причащаться один раз в год. В Синодальное время в России ежегодное причащение стало даже «гражданским долгом», в результате чего церковная жизнь подверглась мертвящей формализации. Люди, желающие причащаться чаще, имели неприятности²⁷. Под влиянием этого (а также в силу многих других причин, которые нужно рассматривать отдельно) в течение веков менялась и Литургия. Церковь как бы «закрыла» Евхаристию. Литургия неким образом разделилась: евхаристические молитвы общины сделались тайными, алтарь наглухо отгородил священство от мирян – и важнейшее событие церковной жизни христиане перестали воспринимать в целости: клирики в алтаре обладали полнотой молитвы, а прихожане, стоящие в храме, целостного участия в Евхаристии лишились.

> Это привело к двум последствиям. Во-первых, к клерикализму – резкому разделению на клириков и мирян. Слово «клерикализм» многозначно; здесь мы употребляем его в значении возвышения клириков и принижения мирян. Очень важно в этой связи отметить, что по устроению Церкви различия между людьми нет; есть всего лишь разные церковные служения. Служение клирика вот какое: мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы – рабы ваши для Иисуса (2Кор.4,5). Клирику, безусловно, приличествует честь, как старшему, но в Церкви все равны пред Господом, все – соработники друг другу (1Кор.3,9). Священник – предстоятель евхаристического собрания; Таинство совершается им от лица общины, от лица молящейся Церкви. Вообще власть священника совершать Таинства – не мирская власть преимущества и особенности, а власть служения, выявления Церкви (подробнее мы будем говорить об этом в главе, посвящённой Таинству Священства).

> Итак, когда община лишилась полноты евхаристической молитвы, а клирики, отгородившись, из предстоятелей и пастырей Церкви сделались по преимуществу самовластными совершителями Таинств, властителями и распорядителями паствы, – нарушилась церковная норма отношений между младшими и старшими; христиане перестали сознавать себя как единое Евхаристическое Тело. Стали: одни – высшими, особенными, посвящёнными, значащими, «имеющими право», «жрецами», раздаятелями благодати; другие – низшими, принимающими, что дадут клирики, «людьми второго сорта» в Церкви. Конечно, сказанное вовсе не значит, что должна быть в Церкви анархия, что отношения между пастырями и мирянами должны быть фамильярно-панибратскими, что между ними нет разницы, или что Церковь после 313 года только и делала, что профанировалась. Но суть здесь именно та, что в результате ослабления евхаристической жизни – и шире, духовной христианской жизни вообще – появился внутрицерковный клерикализм.

> Здесь лежат корни тех проблем, которые мы рассматривали выше – магического отношения к Таинствам, обрядовости, «автоматического» восприятия людьми благодати священства и проч. «Жречество», разделение на клириков и мирян приводит к неправильным духовным отношениям, лжестарчеству и псевдопослушанию. Клерикализм, говоря словами Господа – вот что: Го́ре вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали (Лк.11,52). Этот «ключ разумения» – общий всем в Церкви, он (в контексте сегодняшней темы) у Господа в Евхаристии; у клириков нет «права распоряжаться» этим ключом, а есть обязанность открыть им Церковь для всех. Непонимание этого покривляет церковные отношения и привносит в них мирскую властность и разделение, о чём с болью предупреждали Отцы III Вселенского собора: «да не вкрадывается, под видом священнодействия, надменность власти мирския; и да не Жизнь в Церкви Основы православного мировоззрения утратим помалу, неприметно, той свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Искупитель всех человеков»²⁸.

> В тесной связи с этим «евхаристическим свёртыванием» идёт и второе последствие ослабления евхаристического сознания. Евхаристия, как мы уже сказали – Таинство Церкви, формирующее и созидающее её. Малейший отход от точного евхаристически-церковного мироощущения сразу кривит строй православной духовности. Если не соблюдается норма церковной жизни – частое причащение и полное, целостное участие христианина в Литургии – то Евхаристия отходит с центра духовной жизни на периферию, а в центр духовной жизни приходят, соответственно, вещи с периферии – экуменизм, евреи, масоны, заговор мировой закулисы, глобализация, дивеевская канавка, которую антихрист не перескочет, Иван Грозный, ИНН, электронные паспорта, и т.д., и т.п. Кардинальным образом смещаются акценты, нарушается иерархия христианских ценностей. Человек начинает жить не Христом, не Церковью, а околоцерковными вещами.

> Далее. Когда человек приходит на Литургию не для того, чтобы молитвенно пережить ее всю и причаститься, а «просто на службу», то, так как он не собирается причащаться, и, вдобавок, так как бо́льшая часть Литургии скрыта за тайными молитвами^*, – он не воспринимает её как центр своей церковной жизни. Вследствие этого Литургия, чтобы не сделаться окончательно непонятной и скучной, начинает обрастать внешним символизмом. Этот символизм – явление совсем другого порядка, чем то, о чём мы говорили выше как о реальном выявлении догматических смыслов Церкви, когда Голгофская Жертва и пришедшее Царство Божие проецируются на настоящую минуту совершения Таинства. Нет, этот символизм выдуманный, ни на чём не основанный. Опасен он тем, что влечёт за собою ложный мистицизм.

> Литургия устроена так, что она вся, от начала до конца, представляет собой цельное евхаристическое действо, которому не нужны «символические подпорки»: она сама за себя говорит, нужно только войти в неё молитвой и вместе со всей общиной следовать сердцем. Литургия безмерно глубока; но на практике сегодня христиане лишаются этой глубины, лишаются живой молитвы; вместо них им предлагается плоский, неглубокий и примитивный, не питающий и не насыщающий, но утомляющий душу символизм. От этого многие «устают» от Церкви, не понимают её, так как им предлагается не исконная церковная реальность, а исторически наросший балласт.

> Приведём пример. Учебники и пояснительные книжки всякого рода (популярные и до сих пор), написанные тогда, когда человек причащался один раз в год и ходил на Литургию больше ради дидактического назидания, а не реального соединения с Богом и Церковью, утверждают, что Литургия от начала до конца символически изображает жизнь Спасителя. Это отчасти верно, как некое побочное проявление Евхаристического священнодействия. Но символическая дидактика, увы, чаще всего просто придумана и не основана ни на чём. Вот она, например, объявляет, что смысл Малого входа – обозначение выхода Спасителя на проповедь (несомое Евангелие), а свеча перед Евангелием означает Иоанна Предтечу. Это абсолютно надумано. Смысл любого церковного действия уясняется из молитв, которые при нём читаются, а также, как мы с вами уже говорили выше, из исторического исследования. Молитвы сделались тайными – и никто не слышит, что на Малом входе ничего нет ни про проповедь, ни про Предтечу, а мы просим Бога, чтобы Он сотворил «с нашим входом входу святых Своих Ангелов быти, сослужащих нам и сославословящих Его благость». Исторически этот момент службы – изнесение Евангелия из ризницы. И получается, что подлинного смысла Литургии молящийся в храме христианин не получает; вместо него ему предлагается сильно профанированное и очень внешнее, поверхностное восприятие. Мистика подлинная, евхаристически-церковная подменяется мистицизмом, основанном на ложном символизме – отсюда магизм и кликушество, так сильно распространённые в нашей церковной жизни.

> Эта проблема гораздо более глубока, чем кажется на первый взгляд. Оказывается, что человек приходит в Церковь и получает не реальную духовную жизнь, которую содержит Церковь в своем устроении, в учении, Таинствах, чинах, уставах, духе, а некую подмену – то, что исторически наросло на Церковь в результате неправильного отношения к ней. Получается, что христианину приходится искать в Церкви ту реальность, которую он чает – которой Церковь обладает в глубине, но не выявляет в повседневности. Путь православного христианина сегодня – не получить сразу этот главный евхаристический смысл Церкви, чтобы возрастать в нём подлинной духовной жизнью, – а сначала изрядно поплутать на распутиях клерикализма, дутого символизма, ложного мистицизма, внеевхаристического кликушества, идеологического политиканства и проч., и проч., – чтобы потом со многими скорбями и разочарованиями дойти самому до сути православной церковности, потеряв при этом, порой совершенно бессмысленно, много сил. А можно так поплутать, что и запутаешься совсем. Особенно опасна эта подмена подлинных смыслов Церкви, когда ровное течение жизни сменяется настоящими духовными и иными искушениями, когда человек ждёт реальной, настоящей Христовой помощи от Церкви, в которую он много лет «ходил», а помощи не получает. Вдруг оказывается, что он Церковь не знает и не понимает, не в том полагал её смысл: она была для него душевной, эстетической, идеологической или какой другой – но не подлинно духовной жизнью.

> Поэтому очень важно поверять Евхаристией всю свою церковность. Прежде всего нужно заглянуть в самих себя: жаждем ли мы Бога, хотим ли часто приобщаться Ему, хотим ли мы хранить в себе полученное на Литургии подлинное христианское Евангельское содержание – или что-то другое для нас главное в жизни и в Церкви? Затем необходимо соотносить с Евхаристией всякую церковную проблему, всякое духовное недоумение. В главе о Священном Предании мы сказали, что одним из важнейших критериев «распознания» подлинности Священного Предания является выявление в нём духа Церкви; усматривается же этот дух безошибочнее всего именно в Евхаристии. Как узнать нам о норме взаимоотношений предстоятеля евхаристического собрания и общины? в литургических молитвах (священник молится, за одним исключением, только от лица общины). Как понять место Божией Матери, святых в Церкви? в Литургии («изрядно о Пресвятей», «вся святые помянувше», но без гипертрофированного псевдопочитания). Подлинная церковная мистика? в образе совершения евхаристического Таинства (в глубоком мире, без какого бы то ни было внешнего эффекта). Отношение друг к другу? в Литургии («возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа»). Соотношение покаяния, благодарения и прочих духовных действий? в Литургии (количество покаянных и благодарственных молитв). Если мы излишне увлеклись, скажем, вышеупомянутой дивеевской канавкой или прочими вещами этого же ряда – соотнесём их со строем Литургии, с её местом в Церкви, и увидим меру (и выход за её пределы) такого увлечения… Так всё соотносится с Таинством Евхаристии и оценивается им: оно дает нам норму всего в Церкви.

> Вот общие замечания о Таинстве Евхаристии и о некоторых связанных с ним проблемах. В следующей главе мы поговорим о том, как готовиться к Причастию, как часто причащаться, и рассмотрим другие практические вопросы.