> И нет суда страшнее

> За неделю до Великого поста читается в церкви притча Христова о Страшном суде.

> Прослушаем ее. Христос говорит:

> Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: "Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мiра: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне". Тогда праведники скажут Ему в ответ: "Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным или в темнице, и пришли к Тебе?" И Царь скажет им в ответ: "Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне". Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: "Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня". Тогда и они скажут Ему в ответ: "Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице и не послужили Тебе?" Тогда скажет им в ответ: "Истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне". И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную (Мф.25:31–46).

> Вот притча Христова. Теперь зададимся вопросом: что сказано нам в ней, в чём сущность этого суда, который от века называют Страшным? В слово «суд» мы привыкли вкладывать вполне определенный и именно устрашающий смысл: суд для нас – это грозный трибунал, применяющий к нам безличный и отвлеченный закон; суд – это наказание или оправдание. Но ничего этого нет в этом последнем суде Христовом, и если он, как мы всегда называем его, Страшный, то по какой-то другой причине. Ибо не ясно ли, что судьей и законом оказывается здесь не какая-то абстрактная норма, а только одно: любовь.

> В самом деле, с обыденной точки зрения можно преспокойно прожить всю жизнь, быть уважаемым членом общества, иметь чистую совесть, не знать даже, где помещается суд и судьи, и при этом ни разу не накормить голодного, не одеть бедного, не посетить больного или заключенного в тюрьме. Ибо никакой человеческий закон не требует от нас ничего подобного. Напротив, нам со всей определенностью говорят сегодня, что это дело не наше, а соответствующих органов или инстанций, которые занимаются голодными и бедными, больными и заключенными. «Не вмешивайтесь, себе дороже станет!» Закон, следовательно, ничего не говорит о любви, он просто игнорирует ее. Больше того: любовь может привести нас к тому, что считается иногда нарушением закона. Об этом хорошо знал Пушкин, который в своем «Памятнике» поставил себе в заслугу то, что он «милость к падшим призывал».

> Нет, здесь, очевидно, другой суд и другой закон. И первое, что говорит нам своей притчей Христос, – это то, что любовь выше всякого закона, выше всякого суда. В этом беспощадная правда Евангелия. Можно всю жизнь прожить, не нарушив ни одного закона, и всё же быть преступником в глубочайшем смысле этого слова, ибо не закон делает нас людьми и мiр наш человеческим мiром, а любовь, и только любовь. Законом может прикрыться любой мерзавец и им оправдать свое равнодушие к людям, безучастие к их страданию, страх перед начальством и, наконец, простой эгоизм. И вот эту маску псевдозаконности и срывает Христос, устанавливая в мiре высший закон любви, с которым отныне соизмеряется всякий закон и всякий суд.

> Второе, о чём говорит нам притча Христова, – то, что мерилом всего в нашей жизни является человек, человеческая личность. Не отвлеченное «человечество», не призрачное «общество», не интересы государства, партии и коллектива, а живой человек. Всё остальное можно уважать, признавать из страха или послушания, но любить настоящей любовью можно только живого и конкретного человека, который был голоден, был болен, был в темнице. И снова перевернуты все наши привычные взгляды и представления. Мы судим человека во имя и от имени отвлеченных начал – государства, общества, коллектива. Но на суде, о котором рассказано в притче Христовой, всё это судится в свете личности. Человек, сидящий в темнице, может быть преступником, но остается человеком и на него направлена любовь Божия. И так во всём.

> Наконец, последнее: почему, откуда эта любовь, это сострадание, эта невозможность оставить любого человека в беде? Христос отвечает и на это: «Я был, – говорит Он, – в темнице; Я был болен; Я голодал, и вы помогли Мне». Никакое государство, никакое общество, никакой земной коллектив не может быть источником этой личной любви. Но если мы однажды увидели Христа, вслушались в Его слова, вдумались в Его жизнь и Его учение, то мы знаем несомненным и абсолютным знанием, что каждый человек – Его брат и друг, и потому – мой брат, мой друг. Он перестал быть для меня безымянным незнакомцем, ибо его вечной любовью возлюбил Тот, Кого люблю я. Любя Христа, я не могу не любить Его любовью. И вот всё в мiре становится личным, всё в мiре светится и судится любовью, и эта Божественная любовь есть действительно самый страшный из всех судов.

 

> Предпостовые воскресенья

> Вот опять приближается к нам Великий пост – время покаяния, время духовного самоуглубления, время, когда, говоря словами старца Зосимы в «Братьях Карамазовых», призваны мы прикоснуться к мирам иным⁴, увидеть и услышать то, чего в суете и заботах повседневной жизни, увы, не видим и не слышим, к чему духовно ослепли и оглохли.

> Вот уже прозвучало в храмах это удивительное готовящее нас к великопостному подвигу песнопение: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче. Утренюет бо дух мой ко храму святому Твоему...» «Утренюет...» Как перевести это слово, передать его глубину?.. «Утренюет» – значит ждет рассвета, всматривается в предрассветный мрак, когда еще темно, но вот-вот займется заря, засветлеет небо, когда всё полно ожидания, надежды, что пройдет, преодолена будет тьма.

> Вот уже слышали мы и горестные слова псалма, которыми готовит нас Церковь к вступлению в Великий пост: На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона (Пс.136:1), т.е. сидели мы и плакали, вспоминая о духовной родине – о рае, откуда изгнаны были грехом и злом нашей жизни, но по которому неизбывно тоскует наша душа. Слышали евангельский рассказ о маленьком и грешном человеке Закхее, который так желал видеть Христа, что влез на дерево, и которому за это желание всё простил Христос. Слышали и узнали, что именно с желания вернуться к Богу, с печали по утерянной жизни с Ним начинается наше покаяние, духовное восстание и возрождение.

> Далее, во второе из готовящих нас к Великому посту воскресений мы слышали притчу Христа о мытаре и фарисее, из коих один, фарисей, войдя в Храм, во всеуслышание благодарил Бога за то, что он, фарисей, такой добродетельный, в положенное время молящийся и постящийся, жертвующий деньги и т.д., а второй, мытарь (т.е. сборщик налогов), стоял у дверей Храма, не смея поднять глаза к небу, и только повторял: Боже, милостив буди мне, грешному! (ср. Лк.18:13). Слышали и узнали, что в смирении и раскаянии своем этот мытарь оказался ближе к Богу, чем гордый собою фарисей, ощутили правду слов псалма о том, что сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс.50:19).

> В третье воскресенье, наконец, слышали мы притчу Христову о блудном сыне, ушедшем от отца и из дома своего на страну далече, растратившего там в грехе, зле и разврате всё свое имущество и вот вспомнившего об отчем доме и решившего вернуться: «Встану, пойду, вернусь!» (ср. Лк.15:18). И увидел его издалека отец, и бросился навстречу, и обнял его, и всё на радостях простил.

> А теперь мы уже совсем близко к началу поста. И Церковь предлагает нашему вниманию еще одну притчу Христову – о Страшном суде.

> О чём эта притча, как не о том, что составляет сердцевину христианства, – о заповеди любви, которую Христос называет заповедью новой (см. Ин.13:34) и о которой говорит, что только по тому, как исполняется она, все увидят, кто подлинные Его ученики. Почему напоминает нам Церковь притчу о Страшном суде почти накануне поста? Да потому, что в ней раскрыт смысл всех предстоящих нам подвигов. И пост, и молитва, и подвиги – сами по себе ничто, если не ведут нас к тому, чтобы в каждом (и особенно – в страдающем) человеке различать Христа, и этот образ Христов в нём полюбить, и в этой любви найти смысл жизни. Об этом говорит и апостол Павел: Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам всё имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1Кор.13:2–3).

> И потому Великий пост, эта, как называет его Церковь, «духовная весна», этот возврат к Богу есть возврат к любви, которая одна судит нас, составляя смысл, силу и радость нашей жизни.