> <...> Что же может лечь в основу обращения к самому себе? <...> То, что называется Богочеловечеством. Сл`ова такого нет в Новом Завете, но оно лежит в его основе. Христианство есть религия союза Бога с человеком. Завета. Мы – участники Божественных деяний. Мы не просто потребители, праздные зрители, недоумки, нуждающиеся в некоем патронате. Это тоже принято и свойственно людям. Хочется, чтобы Церковь была матерью. Расчет инфантильного сознания: кто-то будет нас паст`и, кто-то будет водить... Как сказал мне один ученый муж, люди очень хотят быть даже обманутыми. Этого не должно быть в Церкви. Мы все несем за нее ответственность, за то сокровивще, которое нам вручено. Можем ли мы сейчас, на пороге третьего тысячелетия, на пороге второго тысячелетия крещения Руси, возвращаться к средневековому состоянию христианского мышления? Некоторые люди, особенно молодые, сегодня готовы к этому. Готовы по лености мысли, по невежеству. Они полагают, что в XVII веке было лучше, чем теперь. Однако, если бы они попали в какой-нибудь застенок XVII века, посмотрел бы я, каково им... Сплошь и рядом мы встречаемся, сталкиваемся с непониманием мысли о Богочеловечестве.

> Несвобода. Людям хочется несвободного христианства, люди тянутся именно к рабству – это страшно и встречается каждодневно, и мы с этим непрерывно сталкиваемся. Люди не хотят свободы. Причины разные, но – это факт.

> Между тем Новый Завет устами апостола говорит: "К свободе призваны вы, братья!" {Гал.5:13} Призваны к свободе. Людям же хотелось всегда иного. Под куполами древних соборов сохранился Христос в виде Пантократора <=Вседержителя>, который как бы нависает, гигантский, со страшными глазами, нависает над толпой. Насколько мало он похож на Христа, который пришел в мир и сказал: "Позн`аете истину, и истина сделает вас свободными" {Ин.8:32}. Он, скорее, Зевс-громовержец, Перун, всё, что угодно, но не Христос. Художник, конечно, волен изображать свое представление, но важно, что в этих образах запечатлелась тенденция, рождающая несвободу. Я вовсе не говорю о том, что человек может быть фамильярен с Богом и пренебречь благоговением. Тот, кто не знает благоговения, никогда не приблизится к Богу; оно – обязательнейшее условие духовной жизни.

> Итак, несвобода. Мы с вами, и особенно старшее поколение, знаем, что такое несвобода на практике. Люди, страдающие сейчас ностальгией по прошлому, напоминают мне рабочих, которые переговариваются в поездах: Вот Сталин – это был хозяин. Многие уже не застали той эпохи, но они нуждаются в хозяине. Понятны человеческое чувство, человеческая стихия. Но нам это не нужно. Это из звериного мира. У нас есть Господь. Он вовсе не хозяин. Он Тот, Который умер за нас и каждого призвал быть Его соучастником. Каждого. Вы скажете, это трудно, не все люди активны. Сказано каждого – значит, способен каждый, в той или иной степени, в той или иной мере своего существования найти свое место на этом пути.