> Чтобы выявить библейские корни десакрализации^/*1/ политической власти, <которая имеет место в современном западном мире>, необходимо сосредедоточить внимание на Исходе <евреев из Египта под предводительством Моисея>. <....> Это было восстание против законного монарха - фараона, чьи притязания на верховную власть основывались на его родстве с богом Солнца Ра. <....> Это событие символизировало освобождение человека от сакрально-политического порядка и вступление <его> в мир истории и социальных перемен; <это было> освобождение от правителей, чья власть легитимирована^/*2/ религией, и вступление в мир, где политическая власть основана на способности решать конкретные социальные задачи.

> <....>

> В западной политической философии, начиная с Августина, всегда существовало и признавалось напряжение иудео-христианской религии и политического абсолютизма. По сути, только библейская вера сделала по-настоящему возможным противостояние между Церковью и государством. Такое противостояние невозможно, если вера полностью отделена от политики, как, например, в мистериальных культах, или если она незаметно сливается с политической системой, как это было в случае культа императора в Римской империи. Мистериальные культы отворачивались от "этого мира" и таким образом полностью открывали дорогу любой политической тирании. А культ императора попросту отождествлял государственное устройство с волей богов. Только с возникновением христианской Церкви стало возможным настоящее противостояние, сущность которого сформулировал Августин. Он пишет, что государство "имеет свои блага на земле", но это не высшие и не лучшие блага. Государство есть социальный порядок, и этот порядок хорош лишь в той мере, в какой это допускает человеческая греховность. "Земной град" не может помочь человеку спастись. Признание некоторых достоинств государства наносит тирании более сильный удар, чем полное отрицание государства, позволяющее Церкви вновь уйти в катакомбы {Св. Августин. О Граде Божием, кн.XV, гл.1-2, кн.XV1, гл.10. <...>}.

> Жизнь раннехристианской Церкви - хороший пример того, как на практике происходит десакрализация политической власти. Тогда это выразилось не в полном отрицании политической власти как таковой, а в ее условном признании. Первые христиане были готовы молиться за императора, но не хотели участвовать в его культе. Разница между этими двумя действиями имеет решающее значение. Молиться за императора - значит признавать за ним право осуществлять свою власть в некоторой ограниченной области, рамки которой определяются не им самим, а тем, кто за него молится. Отказываться участвовать в религиозном поклонении императору - значит отрицать всякую сакрально-религиозную основу его власти. Таким образом, ранние христиане заметно способствовали десакрализации политической власти. В этом смысле можно сказать, что они упорно и последовательно осуществляли секуляризацию.

> Говоря словами Дитриха Бонхёффера, ранние христиане проявляли своего рода "святую отмирность^/*3/". Они отвергали культы Кибелы, Изиды и Митры потому, что эти мистериальные религии стремились увести человека от реальной жизни, а христиане не желали покидать мир, созданный Богом, тот мир, куда, как они верили, скоро вернется их Господин во всей силе и славе. Но христиане отвергали также и культ императора, потому что этот культ, будучи "отмирным", не был, однако, святым. Он был несовместим с учением о непреодолимом разрыве между Богом и всякой политической системой, которое исповедовали христиане, называя Иисуса единственным истинным Господом. Культ императора противоречил десакрализации политической власти, начавшейся в связи с Исходом и продолжавшей ставить под сомнение любые сакрально-политические системы. Поэтому христиане, поддерживавшие противостояние "отмирного" и святого, представляли собой угрозу для тиранов Римской империи. Из-за этого их жестоко преследовали, но в конце концов пала сама Империя.

> Обращение <императора> Константина стало для христиан новым испытанием. Некоторые богословы попытались теперь превратить христианство в некую имперскую идеологию, и на какое-то время им это почти удалось. Но их попытки вернуть политической власти сакральный характер так и не смогли разрушить представление о напряжении между Богом и политическим порядком, возникшее в человеческом сознании под влиянием библейской веры. С этого времени уже ни одна политическая система не могла уверенно претендовать на непосредственную и неоспоримую сакральную легитимацию и никакой правитель не имел права посягать на ту сторону жизни своих подданных, которая требовала от них подчинения высшей по сравнению с ним власти. <.....>