> Христианство недавно {написано в 1997г.} пережило небольшое Ватерлоо. Это Ватерлоо находится в Канаде, в штате Онтарио и там функционирует католический университет св. Иеронима. В этом университете преподавала монахиня Мэри Малоун, имевшая все полагающиеся теологические степени. Она-то и поразила христиан, отрекшись от христианства, отрекшись публично, с заявлением, что долго пыталась преодолеть "сексизм" в христианстве, но убедилась, что это совершенно бесполезно. Вера в Бога как существо исключительно мужское, по ее мнению, настолько укоренена в сущности христианства, что надо выбирать: либо ты христианка, либо ты веруешь в то, что Бог — никакой не Отец или, во всяком случае, одновременно и Отец, и Мать. Победить эту точку ее собратья-богословы оказались бессильны. Впрочем, думается, они не очень и старались. Феминизм вторгся в сферу христианства мощным ударом, возражений слушать не желает и рассматривает любые возражения как проявления мужского шовинизма и сексизма.

> У нас пока еще нет ни женщин, преподающих богословие, ни христианок-феминисток. Учение Вл.Соловьева и П.Флоренского о Софии как некоей особой реальности не имеет ничего общего с учением американских феминисток о "богине Софии", о том, что Бог — женщина. Но в отсутствие теоретического и атакующего феминизма у нас полно феминизма скрытого, но от этого еще более крепкого. Апологеты православия верно отмечали, что при коммунистах Церковь держалась на "бабушках". Но сегодня Церковь ассоциируется прежде всего с мужчинами, начиная с Патриарха и кончая всевозможными бородатыми мальчиками. С чисто мужской настырностью церковные бороды утверждают, что русский народ отождествляет себя с Церковью. Статистика, однако (женского рода существо!) утверждает, что общество хотя стало религиознее, по-прежнему предпочитает держаться от Церкви подальше. Эта практическая антицерковность держится, разумеется, не на пропаганде бывших профессоров научного атеизма, а на стойком женском непонимании связи между верой и какой-то там организацией, домом с крестами. Женщина если и зайдет в Церковь, то как в магазин или к врачу — освятит кулич или воду и домой, попросит здоровья или упокоения близким, а для мужчины храм есть прежде всего клуб (у особо "продвинутых" — армия). У неверующих мужчин и женщин эта эмоциональная разница особенно видна, ибо не покрывается верой.

> Женщина не понимает Церковь прежде всего практически, и ее можно понять. Как домохозяйка женщина существо более автономное, чем мужчина; в одиночку нельзя завалить мамонта, но можно его приготовить, и хотя бы потому потребности в каких-то организациях, в иерархии и т.п. женщина не испытывает. Даже ребенок для мужчины есть результат прежде всего коллективного усилия, а для женщины — результат родов, совершаемых в высшей степени личным усилием. Но неприятие Церкви носит и более глубокий характер. Д`ома свету не взвидишь от штанов, которые тобой помыкают, так еще и в храме — поп-то в юбке, а Бог в штанах.

> Проповедники недооценивают глубину противостояния. Будучи мужчинами, проповедники ограничиваются объяснениями. Всё очень разумно, очень логично и исторично: Бога называют Отцом, а не Матерью, потому что почитание богини-матери связано с язычеством, с религией плодородия, и назвав Бога Матерью люди рискует подменить Бога — природой. Как будто называя Бога Отцом, мы ничем не рискуем! Огромное число людей не приемлет христианства, считая, что если Бог  —  Отец, то Он плохой отец, безответственный, не использующих всех тех полномочий, которые должен использовать отец, идущий на крест, когда надо бы взяться за ремень и кого следует выпороть, а кого следует  —  приголубить.

> Бог, может быть, скверный отец (хотя не все считают ремень обязательным атрибутом отцовства). Бог наверняка был бы чудесной Матерью, доброй и терпеливой. Но доброй и терпеливой бывает и просто женщина; даже мужчины такими бывают. У женщины вообще есть масса чудесных, уникальных черт. И Библия, и православный молитвослов, когда надо, говорят о Боге именно как о женщине. Что означает витиеватое славянское "любоблагоутробие"? Любовно объемлющая тебя, благая утроба. А "утроба" - по словарю Даля - "матка". Это именно та часть организма, которой женщина отличается от мужчины, которая рожает, и Бог любит нас, как женщина любит плод чрева своего. "Долго молчал Я, терпел, удерживался, - говорит Господь через пророка Исаию, - теперь буду кричать, как рождающая" (Ис.42,14). Бог говорит через пророков, что Он не меньше женщины, а больше: если бы женщина <и> забыла "сына чрева своего", Бог не забыл бы Своего народа (Ис.49,15).

> И всё же это — редкие случаи. Говорить о Боге как о матери решались не часто, и в целом Церковь решила так о Боге так не говорить. Дело в том, что в повседневном, чисто физиологическом опыте людей об отце можно сказать много неверного, много верного. Но нельзя сказать одного: что отец рождает. Мать — рождает. И вот этого отождествления Бога с рождающим началом Откровение избегает. Бог - творит человека, и не просто "творит", но творит именно в противоположность рождению. Рождает Бог только единого Сына, только Иисуса. Чтобы не произошло смешения, Бог и говорит о Себе в Откровении, в Библии, как об Отце. Насколько трудно обожествить земных отцов, настолько легко и естественно обожествить мать - но эта "естественность" неестественна тем, кто знает, что без Бога не было бы и матерей.

> Кто знает: может быть, обращаясь к матриархальному обществу, Бог говорил бы иначе. Но с незапамятных времен и до сего дня откровение Библии обращается к обществу патриархальному, где есть жесткие стереотипы мужского и женского. Может быть, стереотипы эти должны исчезнуть, но пока-то они есть, и Бог с ними считается. Простой пример. Бог говорит о Себе как об Отце не только в Ветхом Завете, но и в Новом  —  в притче о блудном сыне. Притчу эту обычно воспринимают как горькую правду о человеке и сладенькую правду о Боге, Который открывает Свои объятия кающемуся грешнику. Бог, действительно, не хочет нас пугать. Однако, представим себе, что блудный сын возвращается домой, где его ждёт мать. Тогда рассказ сразу лишается напряжённости: ясно, мать простит, тут уж никто не будет стесняться, прятаться среди слуг. Отец же, в отличие от матери, воплощает соединение милосердия со справедливостью, соединение ради будущего собственного сына. Ради того, чтобы он чувствовал себя полноценным человеком, а не младенцем, человек должен знать, что его могут и отвергнуть — и отец может отвергнуть.

> В патриархальном обществе отцовская любовь отличается от материнской, и психологи утверждают, что ребёнок нуждается в обоих. Отцовская ставит условия, требовательна. Материнская безусловна, объемлет ребёнка, как бы он себя не вел. Недостаток одного из этих двух видов любви уродует будущую личность. Приближение к отцу всегда несёт в себе неуверенность — вот почему Бог открывает Себя как Отца: Ему важно не точно сказать о Себе (человеку невозможно точно познать Бога), Ему важно так сказать о Себе, чтобы человек был человеком, а не тряпкой, чтобы человек знал, для чего создан, что его ждёт. Ради этого приходится жертвовать многим, в том числе, чувствами феминисток. Они могут утешаться тем, что Бог не мужчина, а если мужчина, то в такой же степени как и женщина.

> Трагедия феминизма вообще и религиозного феминизма в частности в том, что он абсолютно прав, но свою правоту пытается утвердить насилием. Патриархальный иерархизм, вбивающий женщину в грязь, дурен, но восставать против этого ради вбивания в грязь мужчин значит повторять ошибку всех революционеров. Не уничтожать различия между людьми, не пытаться уравновесить неравновесное, а внутри иерархии, внутри неравенства, внутри "войны полов" творить вместе с Богом мир и любовь. В борьбе с иерархией отрицать иерархизм, а тем более заменять ее другой, — значит накликать тоталитаризм, тотальное неравенство, а не тотальное равноправие. Поэтому с религиозным феминизмом надо было бы крепко бороться, он мог бы причинить много бед, если бы взял верх, но что-то подсказывает: Бог придет прежде, чем на земле воцарится матриархат, и когда Он придет, исчезнут и феминистки, и сексисты, и преображенный человек станет тем, кем он создан — единством и любовью двух личностей и Бога.