> Об интеркоммунионе

> В американском интернете прошла небольшая дискуссия о допустимости интеркоммуниона. Аргументы в основном звучали против: это соблазн и легкомыслие. Не надо ставить телегу впереди лошади. Ссылались на отца Александра Меня: вот, мол, "христианство света", а всё-таки не торопился с интеркоммунионом.

> Что интеркоммунион может быть результатом легкомыслия - очевидно. Очевидно и то, что это ничего не доказывает. Крещение тоже может быть результатом легкомыслия, но это не причина отменять крещение.

> Интеркоммунион может быть и результатом тяжелых размышлений и тяжелых переживаний, но и это его не оправдывает. Многие преступления совершаются людьми глубоко страдающими, но не умеющими правильно освоить свое страдание.

> Проблема, очевидно, в другом. Есть подход к христианству, в котором интеркоммунион недопустим ни при каких обстоятельствах, и есть подход, при котором он допустим. (Нет только лишь такого подхода, который бы делал интеркоммунион обязательным; любовь обязательной не бывает).

> Тут важно не столько противопоставление христианства "открытого" и "закрытого", "светлого" и "темного", "зосимовского" и "ферапонтовского", и уж подавно не "либерального" и "реакционного". Амвросий Оптинский  - лучший пример открытого, светлого и более чем зосимовского (поскольку Амвросий - прототип Зосимы) христианства, одновременно в высшей степени глухого ко всему "инославному", даже к старообрядчеству.

> Есть христианство творящее и христианство потребляющее. Может быть, деликатнее было бы сказать: христианство, творящее вовне, и христианство, творящее вовнутрь. Но ведь это лукавый новояз: творчество вовнутрь это и есть потребление - противоположность производству.

> Современная философия склонна уравнивать писателя с читателем, - мол, читатель, читая, по-своему осмысливает текст. Но всё-таки качественная разница сохраняется. Один сшил сапоги, другой их носит, и хотя сапоги неношеные - всё равно что нерожденный ребенок, и хотя снашивает сапоги каждый по-разному, а всё-таки стачать сапоги, как и написать "Войну и мир", - это производство, а проносить или прочитать - потребление.

> Менее всего это означает, что святым может быть лишь сапожник или писатель, лишь человек производящий. В том-то и дело, что каждый и производит, и потребляет, а святость не по этому признаку дается.

> Как и всякая еда, Причащение есть потребление. Есть повар и официанты, есть столики, есть конкурирующие кафе, которым да будет анафема, кто с конкурентом, тот против нас.

> Только вот Причащение есть не "всякая еда". Это последняя трапеза умирающего Богочеловека, это еда на краю гибели. Тут нет упоения, как "в бою и бездны мрачной на краю". Тут нечего потреблять, потому что Христос отдается не нам и не для того, чтобы мы стали лучше, сытнее, праведнее. Это всё-таки в каком-то смысле жертва именно Отцу  - кто участвует в этой еде, тот соучаствует в творении Церкви. Тут человек не потребляет, а творит - не как сапожник или писатель, а творит, жертвуя собой, своей автономией и самостью.

> Вот в таком "христианстве производства" интеркоммунион не только возможен, он даже обязателен. Всякое причащение тут есть "интеркоммунион". Причащение не делится на "причащение со своими" и "причащение с чужими". Причащение всегда есть творение из чужого  - Божьего. Православный, который никогда в жизни не видел католика, вырос в православии, ходит только в православный храм, всё равно совершает интеркоммунион всякий раз, когда причащается, давая Богу возможность из отчужденного и греховного состояния людей сотворить новую реальность.

> Всякое причащение - интеркоммунион, но это, конечно, не означает, что всякий интеркоммунион - причащение. И тут бывает "в суд и во осуждение", "в потребление", в эгоизм. Внешнего критерия нет. Во всяком случае, пытаться найти критерий в тех иерархических формах, в которых сегодня воплощена Церковь - самый неудачный способ. Слишком всё это далеко от Божьего замысла о Церкви, слишком всё это имперское, безлюбовное, властолюбивое и надменное, самозванное.

> Разрушить это можно, да глупо, а сотворить из этого нечто более церковное - необходимо. И возможно. Хороший пример: женское священство. О его допустимости спорят лишь там, где его нет, а на Западе уже об этом и не спорят, а на упрямство противников женского священства смотрят с состраданием. Потому что те десять-двадцать лет, которые женское священство существует, показали - ничего страшного. Не в гениталиях дело. Все пороки и достоинства мужского священства присутствуют и тут. Не скомпрометировали себя женщины, скорее, наоборот. Так и с интеркоммунионом: надо не спорить о нём, а так быть христианином, чтобы отрицающие интеркоммунион оказались в положении отрицающих телевидение или вращение земли - положение интересное, но, в отличие от интересного положения, вполне бесплодное.

7.8.2001

> Интеркоммунион мне представляется вопросом второстепенным, который может и должен решаться по-разному разными людьми в разные моменты жизни. Ничего страшного в такой гибкости нет. Первостепенен просто "коммунион", просто Причащение. Всё-таки главная проблема не в том, можно ли причащаться у католиков, а в том, можно ли вообще причащаться, когда настолько совесть меня обличает. Сколько людей подменяют причащение сосредоточенностью на "упаковке": иконах, агиасме, артосе, акафистах.

> Кому-то я бы настоятельно рекомендовал интеркоммунион (если бы обладал достаточной информацией и властью, чтобы рекомендовать - к счастью, не обладаю). Кому-то категорически бы не советовал, чтобы не поощрять верхоглядства и эмоционализма. <....>

> Наконец, есть еще одно обстоятельство. Сами католики, и именно интересующиеся Россией, в большинстве своем не представляют, насколько глубоко разделение, насколько католическая иерархия до сих пор коснеет в ксенофобии, ничуть не лучшей, нежели ксенофобия наших архиереев. И это на подсознательном уровне. Например, католику противна сама мысль о том, что у отца Александра Меня была жена. Женатый священник  - фи! Разве Господь и апостол Павел не учредили целибат!!! И таких суеверий много, и высокомерного отношения к русским как к недочеловекам, варварам  - тоже много. Конфетку - дадут (не Причастие имею в виду, а более земные вещи, разумеется), но слушать, что мы говорим - не слушают. В этом смысле невидимому единству Церкви соответствует невидимое единство суеверия и фанатизма, которые одинаковы и в Москве, и в Ватикане, но которые всё же не в силах оседлать Церковь.

> Исторически проблема интеркоммуниона есть проблема довольно поздняя. В Средние века проблемы не было, ибо никто не сомневался в том, что лишь своя группа - единственная верная. Проблемы начались с середины XIX века, когда урбанизация и индивидуализация покончили с родовым восприятием христианства, заставили многих людей усомниться как в своей абсолютной правоте, так и в абсолютной неправости инославных. Индивидуализация религиозного сознания повлекла за собой литургическое возрождение с его акцентом на личном переживании Евхаристии.

> У католиков и православных этот акцент был сильнее, чем у протестантов, где индивидуальное легче утверждалось во внелитургической деятельности, где с клерикализмом можно было бороться другими путями. В православии же и в католичество мистическое переживание Евхаристии уравнивало мирянина и священника ().

> Здесь крылась и опасность: евхаристическое возрождение в структуре с жесткой, тоталитарной иерархией (а таковы и Римская Церковь, и Московская Патриархия) побочным своим эффектом имеет укрепление клерикализма. Конечно, особенно уродливые формы это приобретает там, где уничтожено правовое сознание - как в современной России. Епископ абсолютно бесконтрольно использует Евхаристию, право ее совершать, право к ней приступать, как дубинку, которой он лупит неугодных ему священников и прихожан.

> От этого можно придти в отчаяние, можно покинуть Церковь, можно уйти в претенциозное учение о "духовной евхаристии" (отлученный от Причастия якобы и без материального приобщения получает благодать Тайной Вечери). Но разумнее, видимо, помнить, что при всей важности Евхаристии, Господь важнее. Он может придти и помимо Тайной Вечери, и помимо Евхаристии. Мы почитаем Евхаристию не потому, что без нее нет спасения, а потому, что в Евхаристии - Христос. Если мы увидим Христа в неприятном для нас человеке - надо и этого неприятного человека почтить, как Евхаристию. Не обязательно поклонами, но обязательно - любовью.

23.8.2001