> «Виденье, непостижное уму»

> «Благовествуй, земля, радость великую, пойте, небеса, Божию славу!»⁸ Способны ли мы еще услышать и воспринять эту радость, увидеть эту славу? По мере того как строится на нашей маленькой планете общество и цивилизация, обращенные почти исключительно к земле и земному, сами слова «радость» и «слава» начинают постепенно исчезать из человеческого словаря. Исчезает, таким образом, целое измерение, огромный пласт человеческого опыта, человеческого интереса. Нам всё твердят о каком-то идеальном, т.е. справедливом, сытом, мирном, «обществе будущего». Но от этих слов чем дальше, тем больше веет неизбывной скукой, тоской, буднями.

> Про человечество можно сказать то же, что сказал Пушкин про своего «рыцаря бедного»: «Он имел одно виденье, непостижное уму»⁹. Да, человечество было бедным, страдало много и часто от недоедания, несправедливости, жестокости и всяческого зла, но над всем этим высилось, сияло и наполняло своим светом всю жизнь, весь мiр «непостижное уму» видение. «Непостижное» рассудочной науке, «непостижное» цифрам и статистическим выкладкам, оно наполнило мiр несравненным по красоте и глубине искусством, оно оставило нам такую мечту о человеке, жизни и мiре, что теперь, когда человечество, похоже, стало его забывать, на земле сделалось тоскливо и темно. Знаний у современного человека как будто гораздо больше: в наших лабораториях можно вычислить всё на свете, мы можем спокойно разговаривать с человеком, разгуливающим по Луне, мы знаем, какая будет погода, мы победили материю, время, пространство... Мы должны были бы жить в непрестанном удивлении и восхищении, в бесконечной радости, но живем в страхе, тоске и недоумении. В мiре слышен глухой ропот неудовлетворенности, как будто что-то вынули из самого сердца нашей жизни, как будто перегорела в ней самая главная, самая мощная лампочка, и даже поэт, певец и пророк будущего не находит других слов, кроме самых печальных и безнадежных: «О, если б знали, дети, вы холод и мрак грядущих дней!»

> Что это было за видение, в чём была его радость и слава? Быть может, в эти дни, когда горстка верующих почти незримо для миллионов людей празднует праздник Благовещения, уместнее всего если уж не объяснить, то хотя бы намекнуть на это видение. Пройдя по всем музеям мiра, мы повсюду встретим картины на одну общую тему. На них изображена в свете и тишине уединенной комнаты Дева, а перед Ней – ангел с веткой в простертой руке. Он что-то сообщает Деве, а Та исполнена радостного изумления, смиренного приятия, веры и благодарности. Так и на православных иконах, и на полотнах ранних итальянских мастеров, и на картинах великих художников более позднего времени. Краткий рассказ Евангелия настолько поразил воображение человека, что он захотел навеки запечатлеть его в искусстве.

> Благовещение – благая, радостная весть... Может быть, только в далеком детстве дан был нам этот опыт неслыханной, переполняющей сердце радости. Ученый-рационалист скажет: «Детские сказки, поповское невежество, грубое суеверие! Никаких ангелов нет, да и не являются они девам. Всё это выдумки, отрывающие людей от полезной деятельности». Но откуда же тогда эти тысячи картин? Почему с такой любовью выписывет итальянский художник маленькое оконце на заднем плане, через которое льется такой ослепительный свет синего неба и такое исходит ликование от виднеющихся вдали холмов, виноградников, домов? Мы, конечно, не знаем, как в точности происходило всё это. Мы не знаем, кто такой этот ангел – может быть, голос, говорящий на самой глубине души, что-то бесконечно сокровенное, что на минуту заливает сиянием и внешний мiр. Но мы знаем – потому что веками повторяем – приветствие, наполнившее эту комнату: Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою (Лк.1:28). Мы знаем, что это была благая весть о радости, что она однажды вошла, а значит, может и вновь войти в наш мiр, в нашу жизнь. Мы знаем, что эта радость осталась запечатленной в красоте, добре, истине, что ею можно жить, ее можно видеть, о ней можно радоваться. Мы знаем главное: что это радость о присутствии в нас и среди нас Самого Господа.

> Благовещение – это и есть дарование «виденья, непостижного уму». Ум еще не понимает, а душа и сердце уже радуются, уже видят. Ум еще суетится, еще озабочен земным, а душа уже невозбранно дышит небом, наполняющим землю и пронизывающим ее своим светом. И всех нас включает в Себя эта Дева, всей своей цельностью и чистотой принимающая за нас и ради нас эту благую весть. И чем был бы мiр, чем была бы вся наша жизнь, если бы кому-то удалось убить самую память об этой радости, выкорчевать без остатка этот весной и светом наполненный праздник Благовещения?

> «Архангельский глас вопием Ти, Чистая: Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою!»¹⁰ Веками подводила нас к этому пению длинная благовещенская всенощная. Горели свечи, благоухали цветы, всё возвышеннее, всё чище становилось на душе, и вдруг наконец как бы с самого неба нисходила к нам эта тихая песнь.

> Пусть эта песнь и этот праздник сами по себе не имели ни власти, ни силы изменить жизнь, но они раскрывали человеку мiр, в котором возможно было хотеть иной, чистой и радостной жизни, звали его к чему-то лучшему и высшему. Они делали возможными радость и любовь, искание и восхождение. Они сам мiр и саму жизнь превращали в обещание и благовестие радости. И потому так страшно думать, что одни люди в своей слепоте хотят уничтожить всё это, а другие готовы забыть, предать, выкинуть его из своей жизни. Неужели не поймут те и другие, что в мiре нечем будет дышать, когда уйдет из него этот призыв: «Благовествуй, земля, радость великую, пойте, небеса, Божию славу!»