> Прообраз и исполнение¹

> Одну из бесед я кончил вопросом: что же празднуют христиане? Ибо если человек лучше всего выражает себя именно в праздновании и если религия есть прежде всего радость о Боге, а потому праздник, то и христианство легче понять через его праздники, чем через отвлеченные богословские формулы.

> Христианство, и особенно Православие, издревле воплотило свою веру и свое миропонимание в сети праздников, охватывающей весь год. Можно без преувеличения сказать, что верующий живет от праздника до праздника и эти праздники окрашивают для него всю последовательность времен года: осень и зиму, весну и лето. Антирелигиозная пропаганда особенно напирает на некоторые отрицательные стороны религиозных праздников – на то, в частности, что они сопровождаются пьянством, бездельем и т.д. Но, как я не раз говорил, сущность любого явления нужно оценивать не по его искажениям, а по его смыслу и идеальному назначению. Вот и о религиозных праздниках нужно судить по тому, как они задуманы, как следовало бы их праздновать, и тогда уже в свете положительного их замысла бичевать всегда возможные извращения и недостатки. И если узнать, в чём состоят, что воплощают, к чему призывают, на что указывают христианские праздники, то можно не сомневаться, что духовная красота и глубина их будет для нас очевидна. И для того, чтобы красоту и глубину эту хоть немного почувствовать, нет лучшего введения в христианские праздники, чем тот из них, который Православная Церковь всегда называла «праздником праздников» и который всегда составлял ни с чем не сравнимую радость всех верующих. Праздник этот – Пасха.

> Пасха – не только главный, но и хронологически первый праздник Церкви. Христиане восприняли его от древнего еврейства, для которого он составлял главное религиозное событие всего года. И христианский смысл Пасхи лучше всего открывается в его связи – и положительной и отрицательной – с еврейским прообразом. Из Евангелия мы знаем, что Христос пострадал в дни еврейской Пасхи и что совпадение это было не случайно. Вчём же его смысл? Что праздновали евреи на свою Пасху и почему апостол Павел называет Христа «нашей Пасхой»? Ибо Пасха наша, Христос, – пишет он христианам Коринфа, – заклан за нас (1Кор.5:7). Отвечая на эти вопросы, мы вступаем в целое миропонимание, которое, при всей его архаичности для современного человека с его узко-техническим и плоско-утилитарным подходом к жизни, соответствует чему-то самому главному и глубокому в человеческой душе. И с этой точки зрения очень важно понять именно постепенное развитие, нарастание и взаимоотношение различных смыслов этого празднования.

> Человек живет не только в природном, но и в историческом времени, что позволяет ему различать прошлое, настоящее и будущее, наполняет смыслом жизнь не только его собственную, но и всего человечества. За несколько столетий до Христа праздник Пасхи становится для евреев ежегодным воспоминанием об исходе из египетского рабства, о сорокалетнем шествии через пустыню, о вступлении в Землю обетованную. Но в проповеди и учении пророков эти события перерастают свой первоначальный, исторически ограниченный смысл, расширяются до пределов некоего всемирного видения. Праздник Пасхи становится праздником человеческой истории, ее движения от рабства к свободе, от печали к радости, от горького голода пустыни к цветущим плодам обетованной земли. Так постепенно и природа, и история, и ожидание Царства Божия как Царства мiра и любви, свободы и счастья соединяются в одном праздновании, и Пасха становится символом самой жизни человеческой в ее устремлении к благому и радостному концу. Торжество весны прообразует грядущее космическое торжество; воспоминание о бывшем освобождении прорастает в ожидание последней, всецелой свободы; то и другое вместе открывают человеку конечную судьбу всего сущего.

> И вот всем этим была, хотя бы по замыслу, Пасха во времена Христа. Но тогда понятно и то, почему оказалась она в центре всей евангельской истории; почему всё, что составляет содержание нашей веры в Христа, так связано именно с пасхальными днями, обретает ключ в Пасхе. Христос проповедовал Царство Божие, о котором и прежде вещала, на которое и прежде указывала человеку красота мироздания. В ней, в этой красоте, в ее весеннем обновлении заложен символ и обещание какой-то последней, окончательной Красоты. Он проповедовал Царство, о котором мечтает и к которому стремится человек в истории; то Царство, в котором преодолевается ужас смерти, разлучения и распада. О Себе Христос учил, что в Нём, в Его жизни и особенно в Его жертвенной смерти совершается тот переход (что и означает еврейское слово «пасха»), которого жаждет весь мiр: от рабства, времени и смерти к свободе, жизни и любви. Потому Христос и назван был Пасхой, потому и смерть Его в дни еврейской Пасхи как бы исполнила этот праздник, насытив его последним, уже вселенским смыслом; потому и стало Его воскресение главным предметом веры и радости христианства.

> Пасха, повторяю, есть ключ к христианству, и сейчас, когда люди разучились воспринимать язык символов, необходимо хотя бы вкратце объяснить, что празднуют христиане в свой «праздников праздник»; как пасхальный цикл, обрамляющий собою практически весь год, наполняет его памятью о Христе, претворяет само время в некую икону Христа.

> Всё это кажется для многих далеким от реальной жизни и ее нужд. Но вдумаемся: так ли это?

 

> Новый опыт времени²

> В центре церковного года, в центре всего времени у христиан всегда находится праздник Пасхи. В прошлой беседе я говорил уже, что праздник этот задолго до Иисуса Христа нарастал сначала как празднование весеннего обновления природы, а затем, в Ветхом Завете, как праздник освобождения от рабства и грядущего торжества Царства Божия в истории. Христианство и Церковь включили в себя обе эти темы, соединив их в главном событии всей христианской веры – с воскресением Христа из мертвых.

> Согласно Евангелию, Христос воскрес в первый день недели. По тогдашнему исчислению времени последним днем недели, ее увенчанием, была суббота – день седьмой. Это был одновременно и день покоя, и день торжественно-радостного прославления Бога в Его творении. Седьмой день и само число семь приобрели в древней религиозной символике значение полноты, завершенности, совершенства. Цифра семь – а надо помнить, что для всего древнего мiра цифры имели глубокое религиозно-символическое значение – стала символом этого мiра как космоса, о котором создавший его Бог сказал: «Добро зело» (ср. Быт.1:31). Поэтому и время мiра исчисляется цифрой семь – неделей из семи дней.

> Для нашего современного, т.е. буднично-безрадостного, понимания мiра и времени все эти символы кажутся какими-то детски-наивными выдумками. Но речь, конечно, не о том, чтобы мы снова в эти символы поверили, а о том, чтобы понять выраженное в них мироощущение. Ведь вот мы всё еще продолжаем жить в этом седмичном времени, и все попытки, самые рациональные, самые, казалось бы, правильные, заменить этот седмичный счет другим никогда почему-то не удавались. Не значит ли это, что в древнем счислении времени есть какой-то смысл, которого мы не понимаем только потому, что в своей рационалистической гордыне отказываемся признать всю серьезность и глубину древнего миропонимания?

> А миропонимание это в простейшем его виде сводится к двум исконным, неистребимым измерениям, или аспектам, человеческого переживания и восприятия времени. С одной стороны, время, в силу самой его цикличности, заключенного в нём вечного круговорота, вечного возвращения, есть как бы образ мiра в его совершенстве и полноте. Жизнь заключена во времени и в нём выражает себя полностью, совершенно. Весна и лето, осень и зима, утро и полдень, вечер и ночь – всё это этапы самой жизни, необходимые для ее самоисполнения. Это, так сказать, положительный, или, говоря языком религиозным, космический, смысл того времени, символом которого для древнего человека была цифра семь. Но, с другой стороны, время есть и самый очевидный, самый неизбежный образ рабства и смертности человека, как и всего в мiре. Из времени некуда выйти, оно мерно отсчитывает свои сроки, ведет всё существующее к неизбежной смерти, и это выразил Владимир Соловьев, соединив в своей знаменитой строчке понятие времени с понятием смерти: «Смерть и Время царят на земле...»³ Где время, там всегда смерть. Но время всюду, а потому и смерть пронизывает собой всю его ткань. Время – образ жизни, и время же – это образ смерти и путь к смерти. Всё это заключено в том древнем мироощущении, которое выразило свое понимание времени цифрой семь, где она есть мiр в его совершенстве и одновременно в его ограниченности и смертности, радость жизни и нарастающая в ней печаль смерти.

> Современные идеологии, «развенчивая» эти старые верования, презирая их с высоты своего псевдонаучного величия, думают, что нашли ответ на глубочайшее вопрошание человека: в чём же смысл этой текучести, зачем дается эта радость, если за ней неизбежно следует разлука, распад, исчезновение, смерть? В действительности эти идеологии никакого ответа, конечно, не дают, и «счастье», которое они обещают, всё равно упирается в ту же смерть. Но в том-то и дело, что пасхальная радость, которой на заре нашей эры христианство победило мiр, была ответом на извечную тоску человека, на двойственность жизни как радости и одновременно умирания. Только теперь мы можем расшифровать с виду второстепенную, но для первых христиан важнейшую деталь Евангелия: Христос воскрес впервый день недели, т.е. в день, следующий за субботой и гораздо позже, уже при императоре Константине (в IV веке) заменивший собою как официальный день отдыха субботу, т.е. день седьмой. Именно этот день, день первый, стал почитаться как день воскресения, и даже безбожникам не удалось вытравить его название из нашего языка.

> День первый нового времени, новой жизни – той, что воссияла из гроба и над которой, по слову апостола, смерть уже не имеет... власти (Рим.6:9). Надо понять и почувствовать, что христианство начинается с нового ощущения времени – с ощущения, в котором время перестает быть связанным со смертью. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (1Кор.15:55) – тут вся сердцевина, весь огонь христианской веры. Смерть побеждена, смерть перестала быть безнадежной разлукой, в мiре началось Воскресение – наступил новый день, первый день нового творения, преодолевающий ограниченность времени, вносящий в него радость вечности и вечной жизни. Именно здесь – христианская основа Пасхи как нового ощущения и нового опыта времени.

> Вера в воскресение Христа радикально меняет наше отношение к смерти. Смерть наполнена теперь светом, смерть перестала быть всеобессмысливающим обрывом. Во Христе она становится этапом жизни, шагом к воскресению всякой плоти, к тому конечному восстановлению всего в Боге, которое христиане и называют Царством Божиим. Надо подчеркнуть: это не просто вера в какой-то таинственный «загробный мiр», ибо такую веру люди имели и до Христа, – нет, это вера именно в воскресение, т.е. в возвращение жизни во всей ее полноте и во всём ее совершенстве. «...Как будто всё, что было и прошло, уже познало радость воскресенья...»⁴ – этот стих Бунина хорошо передает пасхальное ощущение времени в христианстве. Вот почему Пасха есть «праздников праздник», то солнце, которое пронизывает и освещает собою всё время, вот почему она ключ к христианству.

> Пасхе предшествует долгая печаль Великого поста – время очищения, углубления человека в свою внутреннюю жизнь. Эта печаль приводит затем к Страстной неделе – воспоминанию день за днем, шаг за шагом того поединка со смертью, злом и распадом, что составляет высшую точку земной жизни Христа. И наконец всё это растворяется в свете и радости пасхальной ночи, когда мы действительно узнаем опять и опять, что смерть упразднена и «жизнь жительствует»⁵.