> Таинственный рост

> В середине августа празднует Церковь светлый и радостный праздник Преображения Господня. О чём этот праздник? В чём его свет и радость? Почему его особенно любили на нашей земле?

> Уже в самом слове «Преображение» звучит какая-то небесная музыка. Это слово не из тех, к которым мы уже привыкли, – не просто «перемена» (мало ли, какие бывают перемены!), не «видоизменение», не «эволюция», не «трансформация». За ним скрывается то, чего нет в нашей будничной жизни, то, что противостоит обыденщине и будням, преображая их изнутри.

> Нам, живущим почти через две тысячи лет после событий, о которых рассказывает Евангелие, трудно представить реальную их обстановку. Мы видим Иисуса Христа на иконах и сотнях картин всегда как бы преображенным – преображенным нашей любовью, нашей верой и благоговением. Но Христос, по Евангелию, был нищим, не имел где приклонить голову (Мф.8:20). Церковь сознательно применяет к нему слова пророка Исаии о страждущем служителе, которые мы слышим в Великую пятницу: Нет в Нём вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нём вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его (Ис.53:2-3). Вот каким видело Христа пророчество о Нём и каким призывает видеть Его Церковь. Но это образ не одного лишь Христа, а миллионов и миллионов тех, над кем властвует горстка «великих мiра сего».

> Жизнь этих миллионов – незаметная, серая, будничная, всегда исполненная лишений, страданий, болезней. Так было и во времена Христа, когда Он, нищий и безвестный, бродил с горсткой учеников по отдаленному захолустью великой империи, вдали от Рима с его блистательной жизнью, в которой гремели ораторы, боролись политические партии, строились грандиозные планы. Так и теперь: где-то наверху – громкие речи и мирового масштаба замыслы, а внизу – серые будни, нищета, страх. Но жизнь этих самых миллионов, одинаковую во все времена, взял на себя, именно ею захотел жить Христос. Ни разу не соблазнился Он земным величием, земной славой, о которых всё время трубят радио и газеты как о пределе человеческого счастья.

> Но значит ли это, что Христос учил просто-напросто примириться с судьбой, принять эти будни, эту приниженность, о которой так выразительно писал Блок: «Будьте ж довольны жизнью своей, ниже травы, тише воды...»? Нет! Всё Его учение было о радости и победе. Он говорил, что принес людям жизнь, и жизнь с избытком. Он звал увидеть и полюбить то самое Царство Божие, о котором человек и тогда и теперь спрашивает: «Что это за Царство?» И ему постоянно лгут, что Царство Божие – это «равноправие», «материальное благосостояние», «научно-техническая революция»... Были когда-то великие империи, но их величие никак не сказывалось на будничной жизни миллионов, были великие революции и всё те же страдания масс, чья жизнь оставалась «тише воды, ниже травы». Под маленьким городком Верденом во Франции погибли в общей сложности миллион – миллион! – молодых французов и молодых немцев. И вот спустя пятьдесят лет мы всё еще никак не можем понять, во имя чего они погибли. Во имя чего миллионы людей умирали от голода во время коллективизации или от холода и мучений в концлагерях за Полярным кругом? Но вожди всё так же кричат: «Мы наш, мы новый мiр построим!»

> Христос ничего такого не говорил, ничему такому не учил, но однажды, незадолго до Своего страдания и смерти на кресте, явил трем Своим ученикам то самое Царство Божие, к которому звал. Он взял их на гору, и там они внезапно увидели Его преобразившимся: «Лицо Его просияло как солнце, а одежда стала такой белой, как белильщик на земле не может выбелить» (ср. Мф.17:2; Мк.9:3). Ослепленные этим светом, ученики пали на землю, и один из них произнес самые прекрасные слова, когда-либо сказанные на земле: Господи! хорошо нам здесь быть (Мф.17:4). Не извне, а изнутри просиял этот свет. Это был свет той любви, которой любил Христос и которой Он преображал всё, на что смотрел, к чему прикасался, о чём говорил. И с тех пор в мiре остался и таинственно светит этот свет, радость этого Преображения. Сами будни сияют изнутри этим сокровенным праздником. И какой скучной, нелепой оказывается вся трескотня о том «величии», которым хотят вдохновить нас бесчисленные «вожди» и «пророки» человечества, и каким великим, радостным, мудрым предстает то, что казалось малым или далеким – «и в поле каждая былинка, и в небе каждая звезда»².

> Есть маленькое стихотворение Бунина, в котором больше этого преображенского света, чем во многих богословских трактатах. Вот оно:

> День наступит, Господь сына блудного спросит:
> «Был ли ты счастлив в жизни земной?»
> И забуду я всё – вспомню только вот эти
> Полевые пути меж колосьев и трав –
> И от сладостных слёз не успею ответить,
> К милосердным Коленам припав³.

> Вот в лесной глуши является светоносный облик преподобного Серафима Саровского; вот вся великая русская литература с такой любовью, с таким трепетом склоняется над «маленькими людьми» и, пристально вглядываясь, находит в них – в них, а не в наполеонах – величие и силу жизни.

> Преображение – это данная нам Христом возможность разглядеть в будничном – вечное, увидеть всю жизнь как таинственный рост Царства, как преодоление мiра через наполнение его любовью, радостью и светом. Вот о чём этот августовский праздник, в богослужении которого так часто и так радостно повторяется слово «свет» и которое само есть радостное повторение всё того же возгласа: Господи! хорошо нам здесь быть!

 

> «Господи! Хорошо нам здесь быть»

> В Евангелии рассказывается, как Христос взял трех учеников своих на высокую гору и там, на вершине, они внезапно увидели Его преобразившимся. Лицо Учителя просияло, как солнце, а одежда стала такой белой, какой не может сделать ее человек. И, увидев это, ученики сказали: Господи! хорошо нам здесь быть (Мф.17:4). Это событие, Преображение Господне, вспоминает Православная Церковь в середине лета каждый год и, празднуя воссиявшую на земле славу Господню, утверждает Божественный свет добра, радости и любви как основу, содержание и цель всей жизни, всего мироздания.

> Нам всё время стараются внушить представление о христианстве как о чём-то темном, а светом и просвещением призывают считать освобождение от веры во Христа. И это странно, потому что ни одна религия, ни одна культура, ни одна идеология не говорят о свете столько, сколько христианство, не утверждает божественный свет так, как делает это Церковь. Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы (1Ин.1:5) – эти слова читаем мы в первых строках Евангелия от Иоанна. Всё христианство – всегда о свете, всегда о просветлении, озарении. Антирелигиозная пропаганда, которая наводнила мiр миллионами брошюр, вдохновленных самым что ни на есть «научным» подходом – а научность предполагает объективность и непредвзятость, просто умалчивает о свете как основной, центральной теме христианства. Она поступает как тот, кто показывая сырые подвалы лучшего в мiре дворца, умалчивает о наполненных светом залах. Да, конечно, у христианства, как и у всего на земле, есть свои «подвалы», есть своя темная сторона, на нём наросло множество темных суеверий, его часто употребляли для вполне земных и даже злых целей. Но судить-то о нём нужно не по тому, как его извращали, а по тому, что составляет его сущность, по основному его вдохновению и устремлению. А тут возможно только одно слово, и слово это – свет. «Я свет, пришедший в мiр, чтобы зрячие стали слепыми, а слепые прозрели» (ср. Ин. 9:39; 12:46), «Идите к свету, пока с вами свет» (ср. Ин.12:35-36), – говорит Христос.

> Но, согласно Его же словам, люди более возлюбили тьму (Ин.3:19). И в это страшное отвержение света, в это предпочтение свету тьмы нужно вдуматься, если только сами мы не хотим быть поглощенными этой тьмой. Предпочтение тьмы выражается в том, что Бога гонят, хотят убрать Его из мiра и жизни. Об этом надо сказать очень ясно и определенно, и этому нужно снова и снова поражаться. В самом деле, почему люди, всё время провозглашающие, что они хотят человечеству добра и счастья, задались целью искоренить религию и так страстно ее ненавидят? Нужно понять, что это главный, центральный вопрос нашего времени, от которого, в сущности, зависит всё остальное.

> Откуда эта ненависть? Ведь те же люди утверждают, что никакого Бога нет, что это окончательно доказано наукой и не может вызывать ни малейших сомнений. Но если так, то сто́ит ли копья ломать? Ведь никто еще не считал злом, заслуживающим борьбы и обличения, игру детей в песчаные замки на морском берегу. Вырастут – перестанут играть! Если Бога нет и вся религия – плод невежества и недоразвитости, то она и исчезнет рано или поздно, как исчезают песчаные замки, когда повзрослеют их строители. Но возьмите любую антирелигиозную книгу, прочтите любую в ней страницу, и вы увидите там совсем другое. Это не просвещение, не наука, не забота о росте, а темная, безысходная ненависть. «Нет Бога, не было Христа, святые притворялись, священники обманывали, верующие совершали преступления!» Какое-то почти садистское желание всё испачкать, унизить, разрушить и истребить. Почему? Да потому, конечно, что в том «счастье» и в том «добре», которые хотят насадить эти люди, нет света свободы, нет ничего возвышающего душу, нет ни единого луча, ни просвета, ни проблеска сверху, но всё «снизу», всё сплошь земное, материальное и бесконечно скучное. И знают они, эти люди, что никогда не назовет человек счастьем и добром эту скуку и эту тьму, пока будет он хотя бы подсознательно помнить о совсем ином свете, который некогда увидел, ощутил, запечатлел в сердце.

> Господи! хорошо нам здесь быть (Мф.17:4), – воскликнул ученик, увидев Христа в осиянии небесной славы. Вот восклицание действительно счастливого человека, вот полнота счастья и радости, которой не найти в громоздких томах о счастье «научно обоснованном» и каким-то образом произрастающем из «освобождения трудящихся» и уничтожения в исправительных лагерях всех инакомыслящих. И пока это восклицание звучит в мiре, пока есть люди, день за днем с радостью и благодарностью поднимающие глаза к небу со словами «Слава Тебе, показавшему нам свет!»⁴, пока совершается на земле исполненный солнца и радости праздник Преображения и воспевают в храмах: «Да возсияет и нам, грешным, свет Твой присносущный...»⁵, пока хотя бы горстка верующих помнит, что созданы они для света, – пока всё это так, идеологи безбожного счастья понимают, что цели своей не добьются. И со скрежетом зубовным ополчаются на этот свет, желая затмить или хотя бы скрыть его. И лгут, лгут, лгут, ибо свет этот светит, и миллионы людей видят его и верят в него.

> Опять Преображение, опять зовет нас Христос подняться с Ним на высокую гору и, значит, осознать, что жизнь есть восхождение и подвиг. Вглядитесь в эти храмы, наполнившие собой землю, или еще проще – в лицо погруженного в молитву человека, и вы скажете, как веками говорит Церковь: «Слава Тебе, показавшему нам свет!»