> Христианство потому и есть жизнь в Боге, а не занудство в Боге, что оно есть риск. Рискует Христос - и доходит до креста. Рискуем мы. Не рисковать невозможно, надо вводить самолет в пике и надо вовремя вывернуть, чтобы не врезаться в домик на земле. Высший пилотаж христианина - умение свидетельствовать, помочь, паст`и, и в то же время - вовремя отдернуть лапы от ближнего, чтобы не помешать ему молиться. Вовремя делать нужное - вот смысл христианства, и это невозможно без ежеминутной помощи Святого Духа. Иначе христианство было бы механизмом, книжкой. <....>

> Вот <..> мысль св. Василия Великого из толкования на Исайю, именно о Страшном суде. Он пишет о том, что Бог "устроит суд", "раскрывая законы Своего правосудия, по которым производится правдивое воздаяние, соразмерно самим делам, такими наказаниями, что и сами осужденные согласятся произнесенный над ними суд признать справедливейшим" (Творения, т. I, СПб., 1911, с. 300; сейчас сделали полусамиздатский репринт). В данном случае мне кажется важным конец фразы - "сами". То есть в Божественном Суде и Промысле абсолютно отсутствует насилие. С нашей темой <"спасение всех"> связь мне представляется такой. То, что сказано в Евангелии о спасении, абсолютно адекватно описывает реальность насчет гибели многих. Тем не менее, мы тут сталкиваемся с парадоксом: Евангелие так воспитывает людей, что они начинают предъявлять Евангелию же претензии, Благая весть начинает им казаться недостаточно благой. Прежде всего, если не исключительно, это относится именно к проблеме Суда и осуждения. Но ответ своему недоумению мы можем найти лишь в том же читаном-перечитаном Евангелии, не в каком-то новом откровении.

> Так вот, из Евангелия на протяжении тысячелетий выводили не просто учение о погибели многих, а выводили дикий страх-гипноз, создали целое пространство, в котором люди из страха вталкивались в Церкви. Страх насильничал над человечеством, страх гибели. Ошибочно думать, что основанием этого страха было, прежде всего, сказанное в Евангелии. Он основывался на особом понимании сказанного о Суде Христом, на понимании, согласно которому человек сам меньше всего влиял на Суд, судьба его определялась извне его, поступками, именем, обрядом. Меньше всего думали о суде над личностью просто потому, что еще не стали личностями, ибо личное воспитывается в человеке уже верой в Христа, пусть она и принята из совершенно безличных побуждений.

> Понимание личности как высшей для Бога и в Боге ценности приводит к необходимости прочесть истину о Суде иначе, не по-новому, не вопреки предыдущему пониманию, а просто с иной точки зрения, которая невозможна была ранее (разве что Василию Великому и немногим людям его калибра). Это истина о том, что приход к Богу должен быть (хотя поразительно редко бывал раньше и бывает сейчас) абсолютно свободным. Свободным он должен быть не только от посягновений церковников или ГПУ, но, более всего, от внутренней, невидимой, духовной угрозы, а именно таковой является учение о гибели тех, кто не придет ко Христу. Вот почему я возвращаюсь к необходимости сказать миру: не бойтесь, вы можете и без Христа спастись, не нервничайте, никто вас силком в Царство Божие не тащит. Такова в наше время первая стадия проповеди Евангелия: не напугать, а расслабить. Пусть сами, без малейшего насилия, абсолютно из своей внутренней свободы, без всякой необходимости придут к Богу, зная, что им ничего дополнительно за это не будет, сами, сами, сами. Пусть сами примут Суд Божий, пусть мы сами примем Суд Божий как справедливейший. Представляете ли вы это? Я нет. Я и легчайшие упреки принимаю, возмущаясь, считая их в глубине души несправедливыми, куда же мне Божий упрек принять... Нет, сказанное Василием Великим превышает мою способность принять это сердцем, умом, я еще не готов. Но не готов для себя. А для других - да, я готов принять, что их Бог подождет, пока они сами не вынесут приговор; а я что, им Бог даст приговор, гармоничный с их существом, который не вызовет у них содрогания, ужаса, обиды.

> <....> Мы можем лишь помешать, это понятно. Но и Евангелие может помешать, как ни парадоксально и ни непонятно, может помешать, если Благую весть превращать в устрашающую весть. Это так хорошо действовало на протяжении веков и хорошо, что это было так, но сейчас мы должны на какой-то еще шаг приблизиться к пониманию того, насколько Благая весть блага любовью свободной, ненавязчивой, нетотальной.