> Христианская  церковь  начала  чтить  индийского  царевича  Иоасафа,
> старца-пустынника  Варлаама  и  отца царевича Авенира довольно рано,
> ошибочно  приписывая  написание  жития  их  самому Иоанну Дамаскину.
> Однако  в  официальных месяцесловах эти праведники стали упоминаться
> <...>   с  XV  века    у  православных    и     с  конца   XVI  века
> у   католиков  {Варлаам  и  Иосаф  (А.Е.Крымский)  //  Христианство:
> Энциклопедический словарь: В 3 т.: Т.1. М.,1993. С.333-334}.
> История  же  жития  святых  еще  более  непроста,  если  не  сказать
> загадочна.  Точнее,  в первую очередь следует  говорить  не о житии,
> а о повести о Варлааме и Иосафе, на основе которой потом и сложилось
> каноническое  житие. <...>  "Повесть о Варлааме и Иосафе"   известна
> "в  огромном  числе  переводов  и переработок более чем на 30 языках
> народов  Азии,  Европы  и Африки"{}. <...> Наиболее распространенная
> точка   зрения    <на  возникновение   этой   повести>   утверждает,
> что  в  основу  повести  положено ...легендарное жизнеописание Будды
> (!),   христианизация   же   повествования   возникла  в  результате
> странствия  сюжета  -  передачи  повести от одного народа к другому.
> Другое мнение (...) относит возникновение повести к Центральной Азии
> и  не  связывает  ее  сюжет  с жизнеописанием  Будды{}.   Интересно,
> что  широкое  распространение  повести  началось,  вероятнее  всего,
> с  грузинского  текста  XI  века.   Грузинский   текст   в XII веке
> был  переведен  на  греческий,  с которого были  осуществилены  уже
> все дальнейшие православные переводы.

> Источник  особой  популярности повести -  ее почти сказочный  сюжет.
> У  индийского  царя  Авенира  родился долгожданный сын (долгое время
> царь   не  имел  <...>   детей).    Однако  царю  было  предсказано,
> что  сын  отречется  от  веры  отцов  и  станет великим христианским
> подвижником   (по вариантам,  царь решает воспитать сына в неведении
> о  существовании  в мире страдания, болезни и смерти). Царь помещает
> Иосафа  в  роскошный  дворец,  куда под видом купца-ювелира приходит
> пустынник  Варлаам.  Старцу  было откровение о существовании Иосафа,
> жаждущего  Христова  просвещения.  Он  открывает  юноше  драгоценный
> камень  веры.   Иосаф,   после многих испытаний,  уходит  в пустыню,
> где  постигает отшельнический  подвиг.   Авенир,   по примеру  сына,
> также принимает христианство.

> Духовные  стихи  об  Иосафе-царевиче{}  относятся  к довольно ранним
> стихам.  <...>  Самый ранний древнерусский перевод повести  появился
> в Киеве не позднее начала XII века. <...>

> <...>

> По  просьбе  царевича  старец рассказывает о жизни в пустыне, о том,
> что в пустыне надо соблюдать заповеди Господни, о том, что в пустыне
> спасался  Иоанн Предтеча.  Юноша просит старца  продолжить  разговор
> во  дворце,  куда  тот и приходит под видом купца. Там, среди прочих
> вопросов, Иосаф спрашивает:
>   Уж ты можешь ли, Варлаамий, / небеса ли ты все измерить, /
>   вси моря и всеи земли? /  можешь ли, можешь ли, Варлаамий, /
>   взять ты солнце, взять рукою, / красно солнце взять со лунами, /
>   светел месяц со звездами?

> Старец  говорит,   что нет у него такого могущества,   и  добавляет,
> что не надо Иосафу идти с ним в пустыню (о чём до этого очень просил
> царевич).  Причина  отказа старца, по логике стиха, в том, что Иосаф
> еще   не   готов   к   отшельничеству,   раз  задает  такие  мирские
> любопытствующие  вопросы,   свидетельствующее   о  неполноте   веры.
> Но  вскоре царевич понимает,  что  не может  остаться  без Варлаама,
> без проповеданной им пустыни,  в которой возможно спасение.  Он идет
> в  пустыню  и  слезно  плачет ей, прося пустить и довести до старца.
> После диалога царевича и пустыни, пустыня открывается Иосафу.
>   Пожил он в пустыни. / Стал трудом трудиться, /
>   стал Богу молиться, / стал постом поститься.

> <...>

> По   мнению   собирателей   и   исследователей   XIX  века,  большое
> распространение  и  почитание  имел  стих  "Разговор Иосафа (Осафия,
> Асафа)   с   пустыней"{}.   Пустыня   как  бы  испытывает  царевича,
> отговаривает его от затвора в ней.

>   Во мне, во пустыни, / тебе будет жити грустно и тошно: /
>   у меня ли, у пустыни, / тебе негде разгуляться, /
>   не с кем думу подумать / и не с кем слова говорити.{}

>   А в мне, во пустыни, / забавлять тебя некому, /
>   а в мне, во пустыни, / утешать тебя некому.{}

> Пустыня  пытается  искусить  Иосафа и тем, что пища и кров будут ему
> совсем не такими, как во дворце. Отвечает Иосаф:

>   Мне гнилая колода, / паче сытного хлеба, / мне болотная вода, /
>   паче сладкого меду, / а мне черная риза, / паче светлаго платья{}

>   А гнилое корченье - мягчей белыя ложи.{}

> В одном из вариантов Иосаф поясняет пустыне свою цель:
>   Житье наше, мать, часовое, / а богатство наше, мать, временное. /
>   Я рад на тебя работати, / земные поклоны исправляти /
>   до своего смертного часу.{}

> Интерес и вопрос вызывает описание цветущей дубравы в стихе, которое
> в стихе исконно и восходит к тексту переводной повести. Среди прочих
> аргументов, запрещающих жить в пустыне, Пустыня указывает и весеннее
> оживление природы,  почувствовав которое,   Иосаф  покинет  пустыню.
> Ю.М.Соколов  справедливо видит в этом противоречие внутренней логики
> повествования  стиха и его диалоговой стилистики. Ученый убедительно
> доказывает,  что  изначально   (и  он  находит такой вариант)  текст
> о красотах пустыне весной
>   Придет мать весна-красна. / Лузья-болоты разольются, /
>   древа листами оденутся / и запоют птицы райски /
>   архангельскими голосами{}
> принадлежал  Иосафу, и был его дополнительным аргументом в беседе.
> В другом варианте Иосафу принадлежат и такие слова:
>   Погуляю я, мати, / я по темном по лесу, / забавлять мене будут /
>   яко лютои звери, / а втешать мене будет / поднебесная птица{}.

> Но  возникает  вопрос:  почему  же  столь  устойчивым  по  вариантам
> оказалось  это   "искажение"?   Думается,    что   причина   кроется
> в особенностях народной религиозности, предписывающей строгой аскезе
> отречение  и  от  красот природы, которые воспринимается как соблазн
> (хотя подобный взгляд и чужд каноническому православию).

> В   XVII-XVIII   веках   были  весьма  популярны  религиозные  канты
> (называемы  также   виршами   и   псальмами)    со  схожим   сюжетом
> и образами{}, которые, однако, уже не имели диалогической структуры,
> но представляли собой монолог к пустыни:
>   О прекрасная пустыня! / Прими мя в свою густыню, /
>   яко мати свое чадо...{}

*Иисус сказал ученикам:
"Как было в дни Ноя, / так будет и в дни Сына человеческого:
люди ели, пили, женились и выходили замуж, /
и так вплоть до самого дня,
пока Ной не вошел в ковчег, / а потом пришел потоп — и все погибли.
То же было и в дни Лота: /
ели, пили, продавали, покупали, сеяли, строили,
но в день, когда Лот покинул Содом, /
пролились на землю сера и огонь — / и все погибли.
Так будет и в день, / когда явит себя Сын человеческий!
Кто в тот день будет на крыше, а вещи его в доме, /
пусть не спускается взять их!
И кто будет в поле — не возвращайся назад! / Помните о жене Лота!
Кто стремится сохранить свою жизнь, / тот погубит ее;
кто погубит — / тот сохранит ее.
Верно вам говорю,
в ту ночь двое будут в одной постели — /
и один будет взят, а другого оставят;
две женщины будут молоть на одной мельнице — /
одну возьмут, а другую оставят".*
(Лк.17:26-35)

* * *
*Проблема не в том, чтобы найти смысл в своей (или чужой) жизни,
а в том, чтобы не увлечься, разогнавшись умом,
и не найти смысл в бессмыслице,
которой в жизни очень много и которая притворяется смыслом.* (Я.К.)