Милость и мир да будут с вами полной мерой — через познание Бога и Иисуса, Господа нашего! (2Пет.1:2) * 12 марта ст.ст., чт 5-ой седмицы Великого поста церковные чтения (паремии): > С конца 1980-х годов церковные люди в России горячо обсуждают > возможность перевода богослужебных текстов на русский язык. Обычно > эти споры повторяют дискуссии, прошедшие в узком «самиздатском» > кругу 1960-1970-х гг., да еще и до революции; повторяются одни > и те же доводы. Нетрудно предсказать, что по мере повышения > образовательного и духовного уровня дискуссия перейдет, как это уже > и было, от наивного обсуждения вопроса о допустимости перевода > к обсуждению принципов переводе. Поскольку же работа по переводу > уже началась, переводчик нравственно обязан попытаться объяснить > принципы, которых придерживался. > Первым и важнейшим принципом, в жертву которому приносились > все остальные, было сохранение благоговейного молитвенного духа. > Почитание Спасителя и Его Пречистой Матери, почитание святыни должно > превосходить уважение к стилю византийской поэзии, к тем образам, > которые были привычны на древнем Востоке и которые остались чужими > русской душе. <....> > Второй принцип заключается в сохранении выделенности языка > богослужебного текста из языка повседневного общения. Сторонники > использования мертвых языков в богослужений ценят ведь прежде всего > отличие этих языков от «живой», разговорной речи. Действительно, > речь, обращенная к Богу, должна отличаться от речи, обращенной > к людям; это правило вольно или невольно соблюдается в богослужении > всякой религии. Но выделить, пометить язык как необычный, > приподнятый, сакральный можно, и не прибегая к целой архаичной > языковой структуре. Многократно в истории Церкви в различные эпохи > и в различных странах (в том числе, в России) богослужение > совершалось на языке, лексически и морфологически идентичном > повседневному — тем не менее, всегда существовали способы > психологически обособить язык молитвы от обычного, возвысить его. > Использование одической силлабики в стихотворных переводах Великого > канона переносило на создаваемые тексты приметы, указывавшие (помимо > желания переводчиков) на их принадлежность к светской поэзии. > Подстрочные переводы Великого канона, указанные выше, несли > все приметы языка канцелярий. В данном же переводе сделана попытка > сохранить выделенносгь молитвенного языка без использования > церковнославянского при помощи принципа русификации. Это означает > сохранение всюду, где это только возможно, звательного падежа, > слов и словосочетаний, которые привычно расцениваются слушателем > как принадлежащие церковнославянской речи, сохранялся по возможности > и порядок слов. <....> > Чтобы сохранить богослужебную выделенность языка, пришлось > поступиться буквализмом перевода. Это возможно не только потому, > что перед нами — текст богослужебный, но и потому, что перед нами — > текст поэтический. Здесь буквальный перевод часто неверен. > Существует определенная логика поэтического образа, в котором > переплетены скрытые ассоциации — при переводе иногда бывает > необходимо их обнажить, дополнив текст отдельными словами, > отсутствующими в подлиннике. Эта сторона работы, конечно, наиболее > открыта для критики, поскольку она зависела от оставляющего желать > лучшего поэтического чутья переводчика. > Восприятию текста как богослужебного должно способствовать > и сохранение речитативности, напевности, повышенной по сравнению > с разговорной речью, свойственной славянскому тексту и вполне > достигаемой при переводе. Поэтому, например, «яко Каин» переводилось > не «как Каин», а «словно Каин» — те же четыре слога, те же ударения, > что важно при чтении нараспев. <.....> Вообще говоря, характерная > для преподобного Андрея манера вести разговор с собственною душою > необычайно милосердна и, побуждая к покаянию, создает зазор > между грешником и греховностью, удерживая от впадения в уныние. > На последнее место ставилось то, ради чего и создается перевод - > понятность. Причем понятность именно богослужебного текста должна > рассчитываться для восприятия на слух, <а> не для чтения <глазами> > <....>. Заменялись те славянские слова, смысл которых совершенно > преобразился ("окаянный" — «бедный», «несчастный», но никак > не «проклятый») или те, которые в данном контексте нуждаются > в пояснении (например, в первом тропаре первой песни говорится > о рыдании, но имеется в виду, несомненно, прежде всего покаяние, > одним из видов которого считалось тогда пролитие слёз — в то время > как сейчас одно с другим отождествляется далеко не всегда, почему > поставлено вместо «рыдания» — «покаяние»). <....> За некоторыми > вполне понятными словами таится слишком сложный контекст — например, > «богословие» ассоциируется не со всяким словом о Боге, а лишь > с профессиональным, почему это слово и заменено на слово > «богомыслие» — тем более, что в том же тропаре добродетель > противопоставлена именно мыслям, а не словам, о разврате. > <...> > Конечно, ошибки возможны и в этом переводе. Но всё же остается > надежда на прощение и на то, что это издание поможет православным > братьям и сестрам лучше осознать сокровища, заключенные > в молитвенной традиции нашей Церкви.
* Избранные стихи из Канона Андрея Критского - об Иове с. Христ.Просвещ./rasylka/002/038-44.htm#N41 * Митр. Антоний Блум: Разве у Авраама больше сострадания к грешникам, чем у Бога? с. Христ.Просвещ./rasylka/003/397.htm#0 ** Пособие к проведению Великого поста, день 32: http://krotov.info/yakov/3_vera/5_gr_lent/061_gl32.html
*Гости встали, чтобы продолжить
свой путь, * * * |
|
![]() |