> Исайя окончательно возвел образ Ягве́ в такую религиозную трансцендентность, что никакие смешения понятий и никакие ошибки понимания больше не могут его снизить в израильском сознании. Нет больше опасности растворить <Бога, говорившего в Израиле, в отвлеченной правде>: Он  – реальность по преимуществу, перед которой всякая иная реальность обращается как бы в ничто. Также нет больше опасности неверно понять близость Его любви к тем, кто Ему принадлежит: Он – тот Святой и Праведный, взгляда Которого не могут вынести даже Серафимы. Когда же до крайнего предела доходит то испытание, которому должна была подвергнуться вера, проповедовавшаяся Израилю пророком Исайей, – тогда Израилю и открывается, через Иеремию, до какой проникновенности может дойти общение между Ягве и теми, кто Ему принадлежит. Среди кажущейся покинутости, вера достигает до опыта личной встречи: встречи человеческого сердца с сердцем Божиим.

> Бог Исайи мог казаться чуждым в Своем величии. Это – Бог, о Котором нельзя забыть ни на мгновение, что Он на небе, тогда как мы на земле, Бог, Который говорит: "<Никому не отдам Свою славу>".^#§ И отметим должным образом, что всё это остается так у Бога Иеремии. Событие, непосредственное приближение которого сначала возвещается Иеремией и смысл которого для Израиля им затем разъясняется, – а именно, падение Иерусалима, в том понимании которое Иеремия старается внушить, – представляет собою как бы печать, скрепляющую проповедь Исайи. И всё же, Бог Иеремии – это Бог человеческого сердца. Не только Бог Осии, любящий Свой народ такой милосердной любовью, которая превосходит всё вообразимое, – но еще и Бог, любящий среди этого народа каждого человека в отдельности, знающий каждого по имени, со всем, что он есть, со всем, что он чувствует, со всем, что его мучает; Бог, вникающий во всё это, слушающий откровенную речь человека обо всём этом, можно даже сказать  – ищущий такой откровенности и научающий находить величайшее утешение в горчайшей му́ке, – потому что в ней находят Его Самого.

> Конечно, Иеремия никогда не проповедует таких интуитивных постижений. Но он сам ими живет и следы их настолько очевидны во всей его книге и во всей его жизни, что в будущем людям останется только читать их в этом опыте, более волнительном чем всякое словесное высказывание. Этими же постижениями объясняется то, что у Иеремии Бог не спрашивает у человека ничего кроме его сердца и не ставит Своему творческому действию иной цели как только воссоздание сердца человеческого.

> Было бы совершенно неверным видеть в Иеремии первого религиозного индивидуалиста, к чему клонились некоторые попытки его истолкования.{} В его представлении, как и в представлении всех других пророков, Бог обращается не к отдельному человеку, но всегда к народу. Но верно то, что благодаря Иеремии народ Божий начинает отличаться от всех других тем, что он перестает быть безликою массой и становится обществом личностей, превращается в то, что вскоре получит наименование Церкви, где Бог, всё более отчетливо выступающий как Личность, составляет связь между человеческими личностями, всё более сознающими самих себя.

> В момент появления Иеремии, Божии кары готовы обрушиться на Израиль. Можно и нужно, чтобы это стало поводом к решительному улучшению народного сознания, тому улучшению, к которому "остаток" был уже, в общем, подготовлен делом Исайи. Но этот же повод совпадает и с величайшим искушением впасть в отчаяние. Если Ягве допускает поражение Иудейского царства, рассеяние или увод в плен его жителей, разрушение Иерусалима и даже осквернение Своего собственного Храма, то не означает ли это, что он оставил Своих, Своими руками порвал заключенный с ними завет, забыл и отверг Свои обетования?^§+

> Как бы ни было жестко то, что должен возвещать Иеремия: тем, кто будет и уже начинает страдать, кто близок к смерти, напоминать всё время, что страдают они за свои грехи, – всё же эта проповедь представляет собою единственную возможную основу для надежды. Если они страдают из-за своих грехов, если суд Божий выдает их врагам для того, чтобы их наказать, если это наказание – как Иеремия утверждает вслед за Исайей – имеет целью не просто уничтожить их, а исцелить, хотя бы и посредством мучительной операции, то не ясно ли, что "рука Божия не укоротилась", что Бог продолжает любить Свой народ и что Его любовь ничуть не стала бессильной?

> Конечно, нелегко дать понять страдающим людям, что Бог наносит им удары оттого именно, что любит их. Не потому ли Иеремия способен убеждать в этой истине, что он самим собою являет ее живой образ? Тут повторяется, в сущности, то же самое, что уже раньше произошло с Осией. Лучшую иллюстрацию к тому, что он утверждает относительно Ягве и его народа, пророк дает в своей собственной жизни и в своем сердце. Иеремия – носитель грозных и осуждающих слов. Он сам проникается ими до глубины души. Но с какой силой проявляется боль, которая этим причиняется ему самому, му́ка, его самого раздирающая раньше и гораздо глубже тех, кого он должен язвить! В момент наказания, в момент, когда он о нём возвещает и может быть вызывает его своим проклятием, он всё же уступает своей внутренней потребности  – снова говорить в качестве заступника.

> Правда, ради своего неуклонного призвания, Иеремия должен был примириться с тем, чтобы жить отдельно от других людей, почти нечеловеческой жизнью: у него нет жены, нет детей, он никогда не принимает участия ни в скорбных, ни в радостных торжествах.^ر Поэтому на людей он производит впечатление бесчувственной стены, и так и должно быть.^±* Но он первый страдает от этого, для него неизбежного, поведения:

"Проклят день,
в который я родился!
День, когда мать меня родила, –
да не будет он благословен! /.../
Для чего из утробы я вышел –
чтобы тяготы видеть и го́ре
и дни окончить в позоре?"^*¿

> Есть, однако, в страдании пророка и другая сторона, прямо противоположная первой. Лучше всего другого она нам показывает до какой степени он, отнюдь не покинув народа, им самим бичуемого, остается при нём, разделяя его горести и сам больше всех болея его язвами. Дело в том, что Иеремия сам, и больше всех других членов подвергнутого наказанию народа, чувствует себя покинутым Богом. Если такая молитва, как та, которую мы приводим ниже, могла быть воспринята как Слово Божие, то какие еще рассуждения могли бы лучше подготовить народ к той мысли, что с ним и в нём страдает Сам Бог?

"Ты, ГОСПОДЬ, знаешь!
Вспомни об мне, позаботься,
отомсти за меня гонителям!
По терпенью Своему не губи меня,
знай – ради Тебя терплю униженья!
Когда слово Твое приходило,
оно становилось мне пищей.
Для меня слова Твои стали
ликованьем и радостью сердца /…/
Почему моя боль не проходит,
рана моя не заживает,
исцелиться не может?
Для меня Ты стал
потоком пересохшим,
водой ненадежной"^¿&

> Чтобы почувствовать весь трагизм этой жалобы, этого упрека, обращенного пророком к Богу, надо вспомнить, что тот же образ он вложил в уста Самого Ягве, сетующего на Свой народ:

"/.../ он оставил Меня,
живой воды Источник,
а себе водоемы сделал.
Расколются водоемы эти,
воды удержать не смогут".^&#

> Не звучит ли уже в этом нечто, предвозвещающее возглас распятого Христа: "Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил"? Действительно, тут уже содержится в зачатке трагизм умирающего Христа: оставленность людьми в соединении с оставленностью Богом…

> Итак, смело выражая внутреннюю борьбу, происходящую в его душе́, Иеремия помогает Израилю понять, что, подвергая его испытанию, Бог на самом деле не оставляет его. Более того, он действенным образом помогает ему в самой гуще испытаний вновь обрести присутствие Божие (что и станет затем основным содержанием проповеди его современника и продолжателя Иезекииля). В самом деле, он впервые выражает непобедимую уверенность в том, что верность Богу в испытании как бы то ни было лучше, даже бесконечно лучше, чем прекращение испытания при забвении Бога.

"Обманул Ты меня, ГОСПОДЬ,
и я обманут.
Одолел Ты меня –
ведь Ты сильнее.
День-деньской надо мною смеются,
все надо мной глумятся.
Что ни слово мое – то стоны,
я кричу: "Насилье, грабеж!"
Слово ГОСПОДНЕ мне приносит
униженье, насмешки с утра до ночи.
И сказал я:
"Напоминать о Нём не буду,
говорить во имя Его — не стану!"
Но вот, в моем сердце
будто огонь пылает,
в костях моих струится!
Удержать его я тщился,
но был не в силах".^@§

> Только человек проведенный Богом через такой опыт мог, в то время, именем Божиим требовать от людей и обещать людям то, что должен был требовать и обещать Иеремия, в качестве всего содержания религии, всего содержания нового завета, который Богу угодно установить со Своим народом, – нового и вечного завета, как вскоре подчеркнет Иезекииль. Его сердце – вот что спрашивает Ягве у человека. Новое сердце – вот что Он ему обещает.

> Действительно, <у> Иеремии, без устали укоряющего народ Божий за его грехи и указывающего ему на переживаемые им бедствия как на наказание за них, основной упрек относится всегда к ожесточению сердца, – тому ожесточению, которое, как мы видели, так чуждо ему самому и через него обнаруживается совершенно чуждым Самому Ягве.

> Его устами Бог говорит сынам Израилевым:

"Лишь одно Я им заповедал: "Голосу Моему повинуйтесь, и буду Я вашим Богом, вы будете Моим народом. Во всём поступайте так, как Я повелю вам, и будете вы благополучны". Но не слушали они, не внимали, поступали по своему разумению, по упрямству злых сердец своих /.../".^#+

> Когда же наказание пришло, пророк говорит:

"/.../ почему эта земля погибла?
Выжжена она, как пустыня,
никто по ней не ходит.

И сказал ГОСПОДЬ:

 – За то, что они оставили Мой Закон, который Я дал им, голоса Моего не слушались, ему не повиновались! Повинуются они упрямым своим сердцам /.../".^+±

> Или еще:

"Я предостерегал ваших отцов с того дня, когда вывел их из Египта, и доныне, предостерегал вновь и вновь. Я говорил им: "Голосу Моему повинуйтесь!" Но не слушали они, не внимали, каждый поступал по упрямству своего злого сердца".^Ø¿

> Чего Ягве ждет от народа, это <>, то, что Иеремия называет обре́занием сердца^*@, его очищением^&§. Ибо Он  – Бог, испытывающий сердца и внутренности.^@+

> Надо дать себе отчет в том, что здесь мы подходим к решительному моменту. Мы – у крайнего предела Ветхого Завета. Чуть дальше – и мы достигаем до Нового: кстати, мы сейчас увидим, что пророк его уже возвещает. Не только переключение религии на внутреннюю жизнь, здесь уже столь смелое, позволяет это утверждать. Еще важнее начинающая уже вырисовываться творческая реальность, сверхъестественная в настоящем смысле этого слова. Действительно, сам пророк больше чем кто-либо сознает огромность переворота, предполагающегося тем изменением, которого он требует, – этим внутренним изменением, преобразованием сердца.

"Может ли эфиоп поменять свою кожу,
леопард – пятнистую шкуру?
Можете ли вы творить благо,
лишь злу научившись?"^#Ø

> С точки зрения человеческой, пророк требует невозможного, и он это знает. Опыт его проповеди, вслед за опытом Исайи, устанавливает трагическую невозможность для человеческой природы обратиться и придерживаться, наконец, той верности, которой требует Бог, т. е. подлинного внутреннего совершенства, образец которого Бог святости являет Своему народу. Но вопреки этому опыту, пророк не теряет надежды. В разгар осады, накануне катастрофы, неустранимость которой Иеремия знает лучше всех, он, тем не менее совершает символический акт – залог необъяснимой, но и непобедимой уверенности в лучшем будущем. В своем родном краю, у одного из своих родственников, живущих в Анафофе, он покупает поле. Ибо, как он сам говорит: "<Еще будут на этой земле покупать дома́, поля́ и виноградники!>"^§±. Но и никто не убежден больше, чем он, в том, что такое возрождение может произойти только после того самого обращения людей, которое сам же он признал превосходящим человеческие силы.^+*

> Как выйти из этой дилеммы? Это возможно только для Бога, но Бог это и сделает. Бог осуществит то, чего человек, сам по себе, не может осуществить до конца. Бог воссоздаст сердце человеческое по образу Своего собственного сердца. Это и есть великое обетование, которым заканчивается скорбная книга Иеремии. И еще раз, сам пророк так ясно сознает его величие, что он первым начинает говорить, именно по этому поводу, о новом завете.

"Я дам им сердце разумное, чтобы они познали Меня, познали, что Я – ГОСПОДЬ. Они будут Моим народом, Я буду их Богом, ибо вернутся они ко Мне всем своим сердцем".^Ø¿

> И еще:

"Настанут дни, – говорит ГОСПОДЬ, – когда Я заключу с потомками Израиля и с потомками Иуды Договор новый – не такой договор, какой Я заключил с их отцами, когда взял их за руку и вывел их из Египта. Тот договор они нарушили, хотя Я был их Владыкой, – говорит ГОСПОДЬ. – Иной договор Я заключу тогда с потомками Израиля, – говорит ГОСПОДЬ.

Я вложу Закон Мой им в сердце,
в их сердцах его начертаю.
Я буду их Богом,
они будут Моим народом!"^±&

> Можно сказать, что Евангелие не принесет ничего кроме осуществления этого обетования: новый завет, новый союз устанавливаемый Христом просто и только превратит это последнее видение пророка в совершившийся факт.

 

 

 -----------------------------------------------------------------
|        Буду благодарен за материальную поддержку проекта.       |
|           Как это можно сделать, описано на странице            |
|                   www.messia.ru/pomoch.htm.                     |
 -----------------------------------------------------------------

 

 

 

--

 Да благословит вас Распятый за нас и Воскресший!

 

редактор-составитель рассылки  

Александр Поляков, священник      mailto:mjtap@ya.ru             

                         (запасной адрес: alrpol0@gmail.com)

 

 

---------------------------------------------

*Не Премудрость ли это зовет, / не ее ли разумный голос слышен?
 На вершине холма над дорогой, / на перепутье она стои́т;
 у ворот городских взывает, / при входе в город восклицает: ...
 - А теперь послушайте меня, дети: / блажен, кто держится моих путей!
   Слушайте наставление - и будете мудры, / не отвергайте его.
   Блажен, кто слушает меня, / у порога моего днюет и ночует,
    с двери моей глаз не сводит.
   Кто обрел меня - обрел жизнь / и снискал благоволение у ГОСПОДА.
   А кто против меня, сам себя губит:
    ненавидеть меня - значит любить смерть.
*Премудрость построила себе дом, / семь столпов поставила тесаных,
 приготовила мяса и пряных вин, / накрыла на стол.
 И послала служанок возглашать / с высот городских во всеуслышанье:
 - Простаки, обратитесь ко мне!
 Несмышленым она сказала:
 - Приходите, ешьте мои яства, / пейте пряные мои вина!
   Распрощайтесь с невежеством - и будете жить, / и идти путем разума.
  Поправишь наглеца - не миновать оскорбления,
   упрекнешь нечестивца - лишь себе на позор.
  Не упрекай наглеца, а не то возненавидит тебя,
   упрекай мудреца, и он тебя полюбит.
  Мудрого наставь - он станет еще мудрее,
   научи праведного - еще разумнее будет.
  ГОСПОДА бояться - вот начало мудрости,
   Его святость познавать - вот в чем разум!
  Со мной, Премудростью, продлятся твои дни / и умножатся годы жизни.
*Если ты мудр, твоя мудрость служит тебе,
                           если нагл - сам же и пострадаешь.*
                                                (Пр.8:1-3,32-9:11/&/)

* * *

*Когда Господь окончит то,
 что Он свершает Он на горе Сион и в Иерусалиме,
 Он воздаст царю ассирийскому за гордость сердца его,
 за надменность его очей.
*Ибо думает царь:
 "Своею силой я сделал всё это, / своим умом - вот как я мудр!
  Я стирал границы стран, / грабил сокровищницы их,
   властителей низвергал, как дикий бык!
 Богатствами народов овладел я, будто гнездо разорил.
  Как яйца из покинутого гнеда собрал я все страны земли.
 Никто и крылом не шевельнул, / клюва не открыл, не пискнул!"
*Но может ли топор возгордиться перед тем, кто им рубит?
  Может ли пила возвеличиться над тем, кто пилит ею?
 Взмахнёт ли палка человеком, который держит ее?
  Поднимет ли дубинка того, кто живой, не из дерева?
*За это Владыка, Господь Воинств, слабыми сделает богатырей его,
  сожжёт его славу, как на костре!
 И Сам Он, Свет Израиля, станет тогда огнём,
  Он Сам, Святой Бог Израиля, сделается пламенем -
 и в один день сожжёт, истребит его, / истребит колючки и тернии!
 Лучшие леса и сады его будут опустошены,
  ничего живого не останется там -
  так жизнь покидает больного.
 Мало там уцелеет деревьев: / переписать их сумеет и ребёнок.
*И будет в тот день:
 остаток Израиля, / остаток сынов Иакова,
 не станет опираться на того, кто нанёс ему удар,
 а будет опираться на Господа, / на Святого Бога Израиля,
 и будет верен Ему.
 Остаток вернётся, / остаток сынов Иакова вернётся к Могучему Богу!*
                                                     (Ис.10:12-21/&&/)

* * *

Душа моя, душа моя, восстань, что ты спишь?
Конец приближается, и тогда смутишься.
Воспрянь же, да пощадит тебя Христос Бог,
вездесущий и всё наполняющий!

             *********************************************

/&/ новый перевод РБО, 2000 г.; содержит часть паремии понедельника и паремию вторника.
/&&/ перевод: А.Графов; включает чтение среды.

В цитатах из Нового Завета в 'подвале' выпусков обычно используется перевод В.Н.Кузнецовой messia.ru/biblia/nz/kuzn/index.htm.

 

HTML-версия в архиве –> messia.ru/rasylka/017/3499.htm

 

       Архив рассылки + подписка  ->   messia.ru/rasylka/#0

 

»Страничка сайта вКонтакте«

 страничка сайта в facebook: facebook.com/messia.info

 

 

********************* Сайт "Христианское просвещение" -> messia.ru