* 30 октября ст.ст., вт - на литургии читается: 1Фес.3:9-13^#; Лк.11:34-41^#.
{седмица 21-я по Пятидесятнице, рядовые чтения 24-й седмицы}

> Евангелие производит полный переворот в нравственных оценках, все размеры которого мы не ощущаем, потому что слишком привыкли к нему и слишком приспособили его к обыденным нуждам. «Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся»{Лк.12:49}. В этом огне сгорают все старые привычные нравственные оценки и образуются новые. Первые будут последними, последние первыми.<{Мф.19:30; 20:16; Мк.10:31; Лк.13:30}> Это  — неслыханная по своему радикализму революция. Христианство родилось в этой революции, вышло из нее. Но христианскому человечеству было непосильно провести ее в жизнь, ибо это значило бы стать «по ту сторону добра и зла», которыми живет мир. Когда таинственные евангельские слова были превращены в норму, то «последние» стали новыми «первыми». Совсем как в революциях социальных, когда прежде угнетенный класс приходит к власти и начинает угнетать других. Такова участь всех евангельских слов, поскольку они превращаются в норму. Парадокс в том, что угнетенные никогда не могут господствовать, ибо в момент господства они становятся угнетателями. Бедные никогда не могут господствовать, ибо в момент господства они становятся богатыми. И потому никакие внешние революции в положении людей не соответствуют радикализму переворота, возвещенного Евангелием. Евангелие не знает норм и законов. И его нельзя истолковать как норму и закон. Евангелие есть благая весть о наступлении Царства Божьего. И всё, к чему призывает Христос, есть призыв к Царству Божьему и только так может быть истолковано. Мораль Царства Божьего оказывается непохожей на мораль мира падшего, находящегося по сю сторону добра и зла. Мораль евангельская находится по ту сторону привычного для мира различения между добром и злом, согласно которому первые  — первые, последние — последние. Евангельская этика, этика искупления во всём противоположна миру. Всё, что говорит Христос, обычно облекается в форму: «...вам сказано, а я говорю вам». <...> «А я говорю вам: не противься злому». Обыкновенная нравственная жизнь основана на противлении злому. «Люб`ите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и мол`итесь за обижающих вас и гонящих вас»{Мф.5:39,44}. Если понять это как закон, то этот евангельский призыв невыполним, он безумен для этики закона, он предполагает иной, благодатный порядок бытия. «Ищ`ите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам»{Мф.6:33 (Лк.12:31)}. В этом сущность Евангелия и сущность христианства. Но вся жизнь мира основана на том, что прежде всего ищут «это всё», то, что должно «приложиться», а не «Царство Божье». И этика, мораль нашего мира, ищет совсем не Царства Божьего, а ищет оправдания законом. «Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит из уст, оскверняет человека»{Мф.15:11}. Между тем понятие о чести нашего мира основано на том, что оскверняет человека то, что входит в уста, а не выходит из уст. Честь человека осквернена и ранена тем, что человека выругали или ударили, а не тем, что он выругал или ударил. «Князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою»{Мф.20:25—26 (Мк.10:42–43)}. Опять очень радикальная революция, восстающая против князей и вельмож мира. Больший есть лишь слуга. Особенно трудно это было вместить церковной иерархии, которая действовала в мире и искажалась человеческими страстями и грехами. Символически церковь осталась верна словам Христа, но реально изменила им. И в ней господствовали князья и вельможи; и в ней больший не был слугою. Символически папа считал себя слугой, но реально он господствовал даже над князьями и вельможами. «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих»{Мф.20:28 (Мк.10:45)}. Христос жил среди грешников, среди мытарей и блудниц, с ними ел и пил. И против этого протестовали фарисеи, носители этики закона, этики мира во имя чистоты. Но Христос не знает ничего нечистого, кроме нечистоты человеческого сердца. «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию»{Мф.9:12,13 (Мк.2:17; Лк.5:31—32)}. Фарисейская этика закона не любит больных и грешников, ее представители живут в обществе праведных и чистых и охраняют свои белые одежды. Но Сын Божий говорит фарисеям: «Что вы зовёте Меня: «Господи! Господи!» и не делаете того, что Я говорю». «Здесь Тот, Кто больше храма». «Вы, фарисеи, внешность чаши и блюда очищаете, а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства». И эти слова  – протест против этики закона, этики чистоты. «Г`оре вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали»{Лк.6:46; Мф.12:6; Лк.11:39,52}. Вхождение в Царство Божье не зависит от ключа разумения законников, он препятствует вхождению. И опять слов`а, означающие полный переворот ценностей: «Что высоко у людей, то мерзость пред Богом». «Остерегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия в народных собраниях, председания в синагогах и предвозлежания на пиршествах, которые поедают домы вдов и лицемерно долго молятся; они примут тем большее осуждение»{Лк. 16:15; 20:46–47 (Мк.12:38–40)}. Этими книжниками п`олон христианский мир, для которого этика закона легче и доступнее этики благодати. Вот слов`а основные для религии этики и благодати: «Не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать»{Лк.9:55—56}. Слов`а эти сказаны апостолам, которые тогда не понимали Уч`ителя. Этика закона не спасает, а губит человеческие души. «Я пришел для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком»{Ин.10:10}. Христос, Спаситель и Искупитель, есть прежде всего источник жизни. Он утверждает жизнь. Этика закона ограничивает и регулирует жизнь, но не может быть источником жизни. Этика искупления восстанавливает источник жизни. Евангелию свойствен абсолютизм и максимализм, но это максимализм особого рода. Ложь моралистического максимализма в том, что он требует максимализма от другого, максимализма в исполнении закона и нормы. Поэтому он беспощаден к людям и всех осуждает. Ничего подобного нет в благодатном максимализме Евангелия. Он лишь открывает Царство Божье и путь к нему, но не дает правил и норм. Максимализм прежде всего применяется к себе, а не к другим. Строгость к себе и снисходительность к ближнему  — вот истинно христианское, евангельское отношение к жизни. Есть два нравственных пафоса: один требует прежде всего нравственной высоты от себя и своих, другой прежде всего обличает чужих. Второй пафос не христианский. Отвлеченный нормативный идеализм, хотя бы он практиковался христианами, всегда жесток и фанатичен, он хочет истребить носителей зла. Для подлинных христиан это невозможно, ибо они всюду видят прежде всего живых людей, живых существ. <....> Человек не должен считать себя правым, а других виновными, не должен стремиться к тому, чтобы пережить состояние самооправданности. <...>

[ Николай Бердяев. О НАЗНАЧЕНИИ ЧЕЛОВЕКА (2.II.2)  
М.: Республика, 1993; стр. 104-6  
www.krotov.info/library/02_b/berdyaev/1931_026_05.html ]