> За милостивыми, за чистыми сердцем, за миротворцами следуют в евангельских Заповедях блаженства изгнанные за правду. Блаженны изгнанные за правду, – говорит Христос, – ибо их есть Царство Небесное (Мф.5:10).

> Каким страшным диссонансом звучат эти слова в наше время, когда наилучшим качеством, величайшей заслугой человека провозглашается его полное и безоговорочное послушание, а преступлением – всякое сомнение в казенной, плоской и мелкой идеологии. И как важно вспомнить, что эта заповедь об изгнанных за правду включена Христом в Заповеди блаженства, т.е. в то основное учение о человеке, которое в них раскрывается. Не значит ли это, что принцип духовной свободы, означающий, что каждый человек призван быть верным высшей и абсолютной правде, даже если верность эта влечет за собой изгнание, т.е. отвержение обществом, одиночество, страдание, – что принцип этот есть непременный элемент человеческой сущности?

> Повторяю: принцип этот в наши дни не только нарушается – нарушения нормы были всегда и всюду, – нет, он открыто высмеивается. За примерами ходить недалеко: вот недавно в одном из ленинградских судов судили поэта Иосифа Бродского^*. Судили как тунеядца, потому что он удовлетворялся нищенскими доходами, одним костюмом и всё счастье, весь смысл своей жизни находил только в одном – в писании стихов. Запись этого процесса – действительно страшный документ.

> Вот судья-женщина спрашивает у Бродского:
> «Объясните суду, почему вы не работали и вели паразитический образ жизни.
> Бродский. Я  работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас, – я писал стихи.
> Судья. Значит, вы писали свои так называемые стихи. А что полезного в том, что вы часто меняли место работы?
> Бродский. Я начал работать в пятнадцать лет. Мне всё было интересно – я менял работу, потому что хотел как можно больше знать о жизни и людях.
> Судья. А что вы полезного сделали для Родины?
> Бродский. Я писал стихи – это моя работа. Я убежден, я верю, что то, что я написал, сослужит людям службу, и не только сейчас, но и будущим поколениям.
> Судья. Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатываете?
> Бродский. Можно. Находясь в тюрьме, я каждый раз подписывался в том, что на меня израсходовано сорок копеек. А я зарабатывал больше, чем сорок копеек в день.
> Судья. Но надо же обуваться и одеваться!
> Бродский. У меня один костюм, старый. Но уж какой есть, и другого мне не надо».

> И так развивается и дальше этот кошмарный диалог, в котором Бродского обвиняют только в одном – в том, что он предпочел свои стихи и ту правду, которую в них воплощал, общеобязательной доктрине, объявленной правдой. И за диалогом следует неизбежный приговор: пять лет в отдаленных местах с принудительным трудом – изгнание за правду. Но вот что поражает в записи процесса Бродского: единственным действительно блаженным оказывается, по существу, он. В этом море подлости, предательства и злобного улюлюканья он один знает, для чего живет, он один испытал подлинное счастье, он один знает в глубине сердца, что прав, а те, кто оскорбляют, издеваются и глумятся над ним, грозят не относящимися к делу законами, они-то и являют собой жалкое зрелище.

> Блаженны изгнанные за правду... В мiре всё время повторяется старая, но и вечно новая история, и в ней – весь смысл христианства. Евангелие скрывают от людей не потому, что там «ненаучные» взгляды на природу, а потому, что там рассказывается о Человеке, оказавшемся сильнее и государства, и партии, и грубой силы, и клеветы, о Человеке, Который отказался от всякой силы, от всякого принуждения и всё-таки был сильнее всех. Настолько сильнее, что когда Его наконец убили, Он завоевал Своей жизнью, Своим учением и примером весь мiр, и мощному государству приходится в наши дни силой бороться с Ним.

> Включение заповеди об изгнанных за правду в Заповеди блаженства раскрывает смысл христианства как учения о неотъемлемой свободе человека. Казенная антирелигиозная пропаганда особенно настаивает на том, что религия всегда была одной из форм порабощения человека, она-де учила только смирению и терпению, непротивлению злу, примирению с несправедливостью – на эту тему написаны тысячи книг, брошюр и статей. Но если бы в этом утверждении была хоть доля правды, в Нагорной проповеди Христа не могло бы быть этой заповеди: Блаженны изгнанные за правду. Этими несколькими словами вскрывается ложь всей антирелигиозной пропаганды, как вскрывается она и всей историей христианства, начиная от самого Христа.

> Но еще важнее то, что во главе всей жизни и призвания человека поставлена здесь правда. В процессе Бродского и судья, и обвинители, и свидетели обвинения всё время твердят о «пользе» – какую «пользу» приносил Бродский? И вот в этом подчинении всего «пользе», т.е. утилитаризму, и заключается коренное противоречие той системы, что преследует Бродского и христианство. Не польза, а правда составляет главную заботу человека, и значение, ценность правды так велики, что ради нее, ради этой правды нужно быть готовым идти на изгнание и на страдание. Христианство учит, что тут, в этом свободном искании и нахождении правды, и заключено божественное достоинство человека, его царское призвание.

> И опять-таки понятно, что именно в этой правде, а не в пустой болтовне о «ненаучности» религии – источник ненависти к христианству всех тех, кто правду и свободу заменил своей маленькой, жалкой «пользой». Если есть правда, которую можно так любить, которой можно так отдать себя, чтобы ради нее быть готовым на изгнание, – тогда всё, чему учит казенная идеология, всё ее сведе́ние человека к экономике и материи есть страшная ложь и клевета на него. Если прав Бродский, а до него миллионы безумцев – мучеников и страдальцев, предпочитавших правду пользе, то и пользы нет в самой этой пользе.

> Так постепенно в Нагорной проповеди, в этих Заповедях блаженства раскрывается образ действительно блаженного человека – блаженного тем блаженством, той радостью, про которую сказано в Евангелии: «И этой радости никто не отнимет у вас» (ср.: Ин.16:22). Человека, знающего, что его назначение – искать и найти правду: не маленькую, сиюминутную правду о том о сем, а правду о само́й жизни, о ее смысле и конечной цели. Человека, знающего, далее, что эту правду нельзя найти без свободы, без личной ответственности, не заплатив сердечным усилием, всей кровью сердца. Человека, знающего, наконец, что путь к этой правде лежит всегда через одиночество, изгнание, страдание, крест. Но крестом входит в мiр радость, всякое усилие совести, всякое стояние за правду и в правде всегда рано или поздно побеждает – таков бездонный и радостный смысл восьмой заповеди блаженства.