Автор:
Луи Буйе
Опубликовано: Л.Буйе. О
Библии и Евангелии
// Брюссель, "Жизнь с Богом", 1988. стр. 133-6.
> Однако, есть еще одна личность, которая вместе с Моисеем
снова появляется на Святой Горе рядом с преображенным Христом.
Это Илия.
> Действительно, наряду с Моисеем, Илия представляет собою
второй великий идеальный образ еврейской мистики. Личность Фесвитянина
поразила воображение Израиля и запечатлелась в нём в качестве
тайновидца. и чудотворца по преимуществу, хотя из его
слов и не сохранилось почти ничего. Ведь и Самого Христа
впоследствии принимали за вернувшегося Илию57.
> В самом деле, Илия, как и Моисей, был удостоен исключительного
видения Божества. Больше еще, чем у Моисея, оно раскрывает
перед нами остроту ощущения того святого общения между Богом и Его
пророками, которое устанавливалось осознанным в Израиле пророческим
началом.
> Как и Моисей, Илия в этот момент переживает критический
период своего существования. Но у Моисея это предшествовало
творческому периоду, когда ему надлежало совершить великое дело
в народе Божием и для этого народа. У Илии, это происходит после
великого испытания, когда почти весь народ отступил от Бога. И снова
человек Божий приводится на Хорив на гору богоявлений.
"И вошел он там в пещеру
повествует третья книга Царств и ночевал
в ней. И вот, было к нему слово Господне, и сказал ему Господь:
что ты здесь, Илия? Он сказал: возревновал я о Господе, Боге
Саваофе: ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники
и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей
души ищут, чтоб отнять ее. И сказал (Ягве): выйди и стань на
горе пред лицом Господним. И вот, Господь пройдет, и большой
и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред
Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении
Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь.
После огня веяние тихого ветра. Услышав сие, Илия закрыл лицо свое
милотью своею, и вышел, и стал у входа в пещеру"...58
> Тут нельзя даже говорить о видении: сам пророк этого избегает,
наученный, надо думать, опытом Моисея. Но замечательно,
насколько глубже стало чувство Присутствия, которое всё же дается.
Строго говоря, Бога нет ни в одном из поразительных проявлений,
в которых Его узнавали первоначально. Так как Он по ту сторону
самых изумительных знаков Его трансцендентности, то и внушаемый
Им страх есть страх неизреченный: страх от шепота, от молчаливого
живого Присутствия, превосходящего всякое слово.
> Всё же, собственно мистическое значение Илии в религиозной
традиции Израиля связано еще более с другим эпизодом, еще более
необычайным. Тут Фесвитянин становится вторым Енохом. Это
повествование о его конце. Когда Илия и его ученик Елисей беседовали,
идя по берегу Иордана,
"вдруг явилась колесница
огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся
Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул: отец
мой, отец мой, колесница Израиля и конница его!. И не видел
его более"59.
> Эта огненная колесница, на которой Илия был восхищен
на небо, сближалась раввинами с той, также огненной, колесницей,
на которой в видении Иезекииля восседает божественное Присутствие.
Быть восхищенным огненными всадниками чтобы достичь этой колесницы
Меркабы, восседая на которой Ягве царит над херувимами,
можно сказать, что это и стало высшим чаянием израильской мистики.{}
> * * *
> В конечном итоге, мы должны признать, что в этой мистике
господствуют две образные мысли: Шекина и Меркаба. Своею Шекиной,
Ягве нисходит к Израилю, пребывает с ним под шатром в его
земном странствовании и проявляет Себя ему настолько, насколько
это возможно по отношению к человеку, еще связанному
с землей. Между тем, на Меркабе херувимов, Ягве остается
свободным от всех земных связей: Он витает выше самых высоких
небес. Предельная же надежда заключается в том, что Он призовет
в Свою близость и повелит огненным всадникам восхитить на
небо того, кому Он уже на земле благоволил явить нечто от Себя
Самого в светящемся облаке Своей Шекины.
> Великий 17-й псалом по преимуществу псалом
богоявлений уже подготовил нас к сочетанию
этих двух тем. В нём Шекина летит на Меркабе. И она
нисходит к человеку лишь для того, чтобы овладеть им и вырвать
его из среды земных противоречий:
"Он простер руку с высоты,
и взял меня, и извлек меня из вод многих. Избавил меня от врага
моего сильного и от ненавидящих меня, которые были сильнее
меня"...61
> Так и друзьями Божиими Енохом и Илией в этом мире
овладевает Присутствие, которое сначала "ходит с ними"
в Своей Шекине, пока это нужно чтобы достаточно ознакомить
их с Собою в этом месте изгнания, а затем похищает их и возносит
вслед за херувимами до сверх-небесного Присутствия. Сами пронизанные
божественным огнем, они тогда познают Лицо Божие, божественный
лик, смутное подобие которого они носили в самих себе. Это позволяет
нам понять, до какой степени послание к Евреям верно еврейской
традиции, когда всё скитание народа по пустыне оно представляет
как искание потерянного рая, или даже небесного града, где человек
пребывает с Богом вовеки, тогда как завершение дела Христа оно видит
в том, что Он Своим вознесением, как наш предтеча, вошел
в небесное святилище. Ведь и сам ап. Павел, "восхищенный
в рай"62, был, по вполне
обоснованному пониманию Отцов Церкви, достойным преемником Моисея
или Илии.{} А как, с другой стороны, излагает
он фессалоникийцам христианскую надежду? "Мы восхищены будем
на облаках на воздух, в сретение Господу, и таким образом
всегда с Господом будем"64.
И, согласно ап. Павлу, уже теперь Бог "нас посадил
на небесах во Христе Иисусе"65.
> Мы могли сказать, что иоанновская тема Воплощения представляет
собою последнее откровение Шекины. Не менее существенной темой
4-го Евангелия о вознесении Иисуса Христа через Его крест к Отцу66,
о Его уходе от нас для того, чтобы приготовить нам место67,
завершается и как бы исполняется мистика Меркабы, которая дает направление
высшей надежде Израиля и порождает видения апокалипсисов, почти современных
Евангелию.
> Отметим еще одну, последнюю черту. Во всех этих видениях
Божества, одно и то же слово повторяется по поводу дающегося
ими Присутствия. Бог "проходит" подле Авраама, Он "проходит"
перед Моисеем, "проходит" перед Илией. Равным
образом, огненные кони уносят Илию вдаль от Елисея к Богу, Который
не пребывает ни в каком доме созданном руками человеческими.
Вспомним также, что творческий акт, божественным вмешательством
положивший начало израильскому народу, был "пасхой",
т. е. опять "прохождением" Ягве в Египте,
немедленно вызвавшим "исход" Израиля. Наконец, согласно
Евангелию от Луки, Христос на горе Преображения беседовал
с Моисеем и Илией "об исходе Его, который Ему надлежало
совершить в Иерусалиме"68.
> Это, быть может, самая глубокая и наиболее отличительная
черта израильской мистики. Всякая неподвижность ей чужда. Само божественное
Присутствие является в ней тем, что по преимуществу неуловимо.
Меркаба Иезекииля символизирует его вполне: строго говоря, "на
небе", понимаемом как некое сверхъестественное место, Бог
есть не больше чем в каком угодно месте на земле. Он
сама свобода. Космические духи, составляющие Его престол,
являются огненными конями и колесами: престол этот колесница,
непрестанно двигающаяся, даже, когда она кажется неподвижной.
Оттого и для Божиих людей кочевничество оказывается естественным
состоянием в отношении к земле, где всё затвердело,
застыло в смерти. "Не имеем здесь постоянного града", говорит
еще послание к Евреям, "но ищем будущего"69...
И Воплощение, понимаемое согласно Писанию, отнюдь не должно водворить
Бога на земле, оно низводит Его на землю лишь для того,
чтобы нас, видящих Его "сзади" как Моисей, увлечь следом
за Ним в восхождении, о котором прекрасно сказано в Комментарии
к Песне Песней св. Григория Нисского: "Подлинно подымающемуся
придется подыматься всегда; бегущему к Господу никогда не будет
недостатка в широком пространстве. Итак, восходящий не останавливается
никогда, идя от начала к началу, через начала, которым нет
конца".{}
57 Мф. 16.14; Мк. 8.28; Лк.
9.19
58 3 Цар. 19.9-13
59 4 Цар. 2.11-12
61 Пс. 17,17-18
62 2 Кор. 12.4
64 1 Фес. 4.17
65 Еф. 2.6
66 Ин. 3.14-16; 8.28; 12.32,33
67 Ин. 14.2-3
68 Лк. 9.31
69 Евр. 13.14
|