> «Я ВЕРЮ В БОГА…»

/см. предыдущую часть в предыдущем выпуске./

> Каково мое истинное «я»?

> «Я верю в Бога!»

> Произнося эти слова, я сознаю, конечно, их несоизмеримость со всем остальным, что мною произносится. Я знаю, что произнося их, перехожу, так сказать, «в другое измерение».

> И всё же, произнося их, я в девяноста девяти случаях из ста не задумываюсь, пожалуй, о смысле сказанного, и они звучат так, как если бы относились к повседневной жизни с ее маленькими заботами. Я привык к ним – привык к тому, что верю в Бога, как и к тому, что есть вокруг меня люди, которые в Бога не верят. И именно привычка эта не дает мне прорваться к единственности, особости, неслыханности того, что я утверждаю как нечто само собой разумеющееся. Поэтому новое углубление в смысл этих слов, новое раскрытие этого смысла хотя бы для меня самого не может не начаться с удивления – с особого восприятия их как впервые услышанных. Таков между прочим тайный закон всякого подлинного знания: оно всегда начинается с очищения и обновления взора, слуха, каждого чувства. Только раскрыв в себе способность заново удивляться, можно начать проникновение в скрытый большей частью смысл всего, что составляет нашу жизнь. А удивляться – это и значит освобождаться от чувства привычного, которое точно серой пылью покрывает наше восприятие. И тогда слова «Я верю в Бога», благодаря этому удивлению, начинают звучать как непривычные. Я обращаю на них свой внутренний взор и слух, стараясь как можно вернее, честнее, глубже сам себе ответить на вопрос, что же они означают. И вот первое, что становится мне очевидно, – то, что каждое из этих слов окутано некоей тайной, которая усиливается по мере того, как я в них вникаю.

> Кто такой, прежде всего, этот «я», который утверждает свою веру в Бога? Конечно, «я» – это я сам, сознающий в себе, однако, множество разных «я». И которое же из них, как и когда обращено к Богу? «Верующий в Меня жив будет Мною» (ср. Ин.6:57), – говорит Христос. Но сколько часов, а лучше сказать – сколько минут в день действительно живет Богом мое «я»? И не погружено ли оно всё остальное время в заботы и интересы, никакого отношения к вере моей не имеющие? И есть ли во мне тогда вера, память о Боге, опыт Его присутствия и сама нужда в этом присутствии?

> И вот оказывается, что вера и Бог приходят мне на память лишь тогда, когда они очень нужны, и выпадают из моей жизни всякий раз, когда что-то другое оказывается нужнее. Но тогда и это, по существу, уже не вера, а суеверие, рождающееся из страха, незнания, инстинктивной потребности в защите и т.п.

> Я говорю всё это в глубоком убеждении, что для такой лишь изредка вспыхивающей веры в нашем мiре скоро не будет уже места. Мiр, по слову древнегреческого мудреца, всегда был полон богов³, но это отнюдь не означает, что он был полон веры. Эти боги (и тут антирелигиозная пропаганда действительно права) требовались людям как защита, помощь в житейских делах или утешение – словом, как то, на чём можно утвердиться в этом загадочном и крайне опасном мiре.

> Но разве о такой вере, о таких богах говорит на все времена Евангелие? Посмотрим правде в глаза: всё Евангелие направлено на разрушение веры как суеверия, как эгоистического ожидания «пользы». Кто Мне служит, Мне да последует (Ин.12:26), – говорит Христос. А тем, кто следует за Ним, Он не обещает в этой жизни ничего, кроме того, что составляло Его жизнь, а значит – ничего, кроме креста, кроме мучительной борьбы со злом этого мiра, кроме трудного, бесконечно трудного послушания воле Божией и высокому замыслу Божию о мiре.

> Всё это означает, что в отношении моего «я» слова́ «Я верю в Бога» требуют глубокой и мучительной проверки. И проверка эта должна показать мне, что мое «я», дерзнувшее заявить о своей вере в Бога, было не только самым глубоким, самым сердцевинным из всех моих «я», но и объединяющим остальные своей ответственностью за них.

> Сказать «Я верю в Бога» – значит свободно и ответственно выбрать то, что отныне будет главным в моей жизни и судом над всем прочим в ней, дабы вся она, включая остальные мои «я», без остатка отнесена была к вере и оценивалась в ее свете. Утверждающий «Я верю в Бога», таким образом, уже переступил некую черту – самую важную, самую ответственную и определяющую отныне всю его жизнь. Ибо вера – это не то, что сразу дает мне нечто, но то, что прежде отдает меня самого, делая всю мою жизнь чем-то бесконечно важным, после чего уже невозможно жить так, как если бы эти слова «Я верю в Бога» не были мною произнесены. Отныне в моей жизни не может, не должно быть ничего нейтрального, несущественного. В свете моего решения и моего выбора всё приобретает особое значение, всё становится верностью или же изменой вере. И всё это потому, что вера, которую я принимаю этим необратимым утверждением, есть некий свет, озаряющий всю мою жизнь как новое и целостное ее понимание.

> К ней, к этой вере, засвидетельствованной вторым словом утверждения «Я верю в Бога», мы и перейдем в следующей беседе.

[ Протопр. Александр Шмеман. Оп. в сб. "Беседы на Радио 'Свобода'", т. I ]

# Буду рад прочитать Ваши мнения о представляемых в рассылке текстах –