Иисус Христос проповедует Благую весть избавления и свободы, но под Его Благовестием разожжён ад. В самой вульгарной христианской традиции Христос назван Сотером – как называли Зевса и некоторых других олимпийских богов. Спасителем он называется от ада. Это рудимент послепленного иудаизма. Как видим, в ряде разделов богословия прощание с иудаизмом сильно затянулось. Как в анекдоте: чем отличается англичанин от еврея? Англичанин уходит, не прощаясь, а еврей прощается и не уходит. Вот и иудаизм из христианства никак не уходит, хотя они уже давно попрощались.

К счастью, адская сотериология – далеко не единственный вариант богословия. Ещё у апостолов есть сказание о том, что Христос сошёл во ад и там находящимся духам проповедал (1Петр.3:19; 4:6; Еф.4:9). В пасхальном слове свт. Иоанна Златоуста ад объявляется разрушенным, низложенным, его врата выбиты с петель и т.п. Звучит так, что ад преодолён. Это хорошая идея, что Христос пришёл и спас нас от ада как концепции. Он не просто вывел оттуда батальон праведников, Он вообще уничтожил ад. Еврейский «шеол», римский «хадес» и греческий «аид» стёрты как понятия.

Но вскоре обнаруживается идея, что Христос спасает уже от какого-то другого ада, который всё же сохранился, от христианского. Христиане не смогли отказаться от столь эффективного учения. Мы продолжаем говорить, что ад разрушен, но: если кто не крестится, тот осуждён будет, а те, кто будут себя плохо вести́, извержены будут во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов (Мф.8:12). Таким образом, мы не выходим из Ветхого Завета, потому что огонь страха прописан и в Новом.

Боязнь Бога естественна. В арсенале религиозных переживаний существует не только благоговение, именуемое «страх Божий», а и обычный страх, когда люди просто побаиваются Бога, потому что Бог в определённой степени опасен. Мы видим, что в Ветхом Завете это написано прямо, в Новом Завете также есть упоминание об аде. В ад пойдут какие-то грешники, возможно, и мы. Это по-своему мотивирует, это по-своему устрашает и наполняет некоторую часть нашей души решимостью. Это нормальный страх перед Сильным и Непредсказуемым. На нём можно выстроить миссионерскую проповедь. Но если мы не иудеи и не язычники, а братья Божьи, то нужно указать путь его преодоления.

Ап. Иоанн пишет: В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас (1Ин.4,18-19). Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь – от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь (1Ин.4,7-8). Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в Нём и Он в нас, узнаём из того, что Он дал нам от Духа Своего... И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в неё. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём (1Ин.4,10-16). Здесь важно не разобрать послание на приятные цитаты, а посмотреть на Иисуса Христа в этой богословской системе (это уже другая система!). Здесь Христос тоже спаситель, но Он спасает не от страшного ада (который Сам же и разжёг), а от страха перед адом, в котором есть «мучение» от безлюбовности, которая названа тьмой. Здесь нет осуждения стандартного состояния человека, любящего сытость, развлечения, социализацию, но не влюблённого в другую личность. Иоанн Богослов говорит: эти люди ещё пребывают в смерти, они пребывают во тьме (1Ин.3,14; 3,9-11). Они ещё не воскресли для подлинной жизни.

У ап. Иоанна обычный человек, не пробужденный любовью Бога, вызывает не осуждение, а жалость. Не то чтобы они за это будут гореть в аду, нет, но это и не жизнь, а хождение во тьме. «Тьма» в том смысле, что человек не знает куда идти, тьма слепит ему глаза, он, конечно, идёт за счастьем, но в чём оно? Вот оно примерещилось в деньгах, в славе, ещё в чём-либо. А его там нет, как предмета в труднодоступном месте, до которого нужно просто дотянуться. Но человек постоянно ищет. Погоня за счастьем – это тупик, потому что мы во тьме ходим. А когда человек полюбит, тогда всё остальное теряет своё решающее значение. Влюбленный становится богаче, чем если бы вдвое умножить его достаток. Любовь в этом толковании есть соприсутствие Бога в созерцании другого.

Иногда Благовестие подаётся в форме шантажа. Приходит христианин к обычному человеку и говорит: «Ты пойдешь в ад! и многие твои родственники уже там!». Это шантаж, когда говорят: сделай то-то, и всё будет хорошо, а если не сделаешь, всё будет очень плохо. У Иоанна Богослова такая система, где Христос спасает не от ада, где ад вообще не нужен, где людям предлагается нечто большее, чем избавление от зол.

Итак, мы видим определённую богословскую модель. Она существует параллельно с другими моделями, представленными в том же Новом Завете.

Это нормально, что христианство проповедует сразу три евангелия. Иначе оно было бы инструментом одной ноты, танцором одного движения, одеждой одного размера. Любовь Божья в том, чтобы принять разных людей в Свои объятия, оставляя их разными, в том числе и в системе мышления.