Тема выпуска:
Предание (1)

В конце выпуска – форма для выражения Вашей его оценки и мнений.

Автор: свящ. Яков Кротов
Опубликовано: www.krotov.info/yakov/3_vera/1_vera/17_predanie.htm

 

> Откуда мы знаем о Боге, вопрос не столь сложный, как откуда мы знаем о Каине и Авеле. Бог может открыться сию минуту, Он живой, а Каин  — мертв. Откуда мы знаем, что там с ним было, что вообще что-то было? Почему мы уверены, что мы знаем правду, что ничего существенного не исказилось?

> Так нам передано. История Адама и Евы, Авеля и Каина веками передавалась устно, потом стала передаваться письменно, но "писание" всегда вторично по отношению к преданию. Всё-таки сперва мы учимся говорить, потом писать. Даже в тех религиях, где исключительно почитают священные тексты, существуют предания, и иногда есть даже предания о том, что самое главное не записано, а передаётся от самых верных самым достойным. В этом есть снобизм, но правда в этом тоже есть: всё записать невозможно, как невозможно и отделить самое главное от второстепенного.

> В Библии записана масса второстепенного, а кое-что не записано, хотя это было бы очень полезно. Например, в Библии записано, сколько стоили породистые египетские кони за тысячу лет до рождества Христова (2Пар 1,14), но не записано, сколько стоит безответственность, жадность, расхлябанность.

> Впрочем, как показывает опыт, составление подобных прейскурантов грехов (а их было составлено ужасно много за последнюю тысячу лет) намного бесполезнее, чем информация о стоимости лошадей три тысячи лет назад  — насколько одна бесполезность может быть бесполезнее другой.

> Предание  — буквально "пере-дание". В сущности, это просто слово "передача", только более возвышенное. Возвышенность эта не языка, которому совершенно всё равно, идет ли речь о чём-то божественном или нет, а самого божественного, которое таково, что мы не смеем говорить "тройка" о Троице.

> Почувствовать, что слово "предание" равно "передаче" полезно. Для заключенного передача  — целое событие: это и витамины, и что-то, чего не купишь в тюремном ларьке, а главное, это весточка из мира свободы, напоминание о том, что его любят и помнят и ждут его возвращения.

> Для среднего "свободного" человека передачи радио и телевидения тоже  — вести из огромного и интересного мира, тоже  — напоминание о том, что он кому-то нужен, что ради него строят телебашни и рассылают корреспондентов, рискующих жизнью для пары кадров в хронике. И "предание"  — причем в его глубочайшем значении  — нечто, что передается не с текстом, не по почте, а передается из рук в руки, с усилием и личным теплом, ради именно вас и вашего спасения не через абстрактное и холодное учение, а через вхождение в мир общения и любви.

> Разумеется, надо различать, что в жизни Церкви есть предание, а что  — основа. Чтение Евангелие мирянами долго было протестантским преданием и воспринималось как некое нововведение в русском православии. Положение изменилось. Однако всегда будет существовать разница, закрепленная в традиции, предании  — различие в том, как именно мы склонны размышлять о Евангелии, в какое время дня, в каком направлении устремляется наш ум. И такие различие отнюдь не означают, что есть правильные и неправильные направления и стили  — они означают, что Царство, возвещаемое Евангелием, всё объемлет.

> В духовной жизни существует две прямо противоположные обязанности по отношению к историческому опыту Церкви. Небольшой багаж, который может уместиться в крошечной части нашего мозга и в нескольких фразах "Символа веры"  — догматический багаж, крохотный груз вероопределений  — мы должны нести постоянно с собой таким, каким получили его с крещением. Крайне нежелательно и опасно пытаться уменьшить его или увеличить  — это помешает нам жить в любви с другими.

> Вряд ли нужно объяснять, почему не надо уменьшать объем минимального нашего минимума в Символе веры. Сложнее понять, почему не надо возводить в ранг догмата всё огромное богатство церковного предания. Мы едины с единоверцами в вере настолько, насколько мы храним суть нашей веры и при встрече спрашиваем: "Како веруеши?", не обращая внимания на покрой одежды  — даже богослужебной, культурные и бытовые мелочи.

> Если они совпадают с привычными нам  — слава Богу, общение облегчается неимоверно, если отличаются  — слава Богу, что вера объединяет различные традиции.

> Но если мы хотим жить в мире не только с другими, но и с собой, то одновременно мы должны воспринять  — на себя, лично и исключительно на себя, ибо всё, что мы будем пытаться навязывать другим  — мы отвязываем от своего рюкзачка  — весь огромный груз церковного предания.

> Точнее, не "весь"  — ибо церковных преданий столько же, сколько поместных церквей на земном шаре (и даже больше!)   — но всё предание своей родной Церкви. Церковное предание всегда национально, хотя национальное предание никогда не церковно. Церковное предание объединяет опыт и давно прошедших веков, и совсем близких нам по духу поколений в единство, которое помогает нашим чувствам, рефлексам, интеллектуальным навыкам воцерковиться.

> На три четверти мы не оригинальны, состоим из повадок и стереотипов, которые разделяем с нашими родственниками, предками, соседями  — и весь смысл церковного предания именно в том, что оно включает в себя проторенные, проверенные пути, по которым это "общее" в нас на протяжении многих поколений обращалось к Богу, или помогало людям жить в Боге или, по крайней мере, нейтрализовывалось и не мешало жизни в Церкви.

> Крашеные яйца и земные поклоны во время, когда древний византийский устав их запрещает, праздники, бывшие когда-то языческими, и совершенно необъяснимые и всё же очень обязывающие поверия, бытующие среди русских христиан (среди христиан других национальностей  — другие поверья),   — всё это следы многовековой христианской жизни, попыток справиться с язычеством, где-то приручая его, где-то изничтожая. А многие совершенно непонятные для иностранцев-христиан установления рассчитаны именно на нашу культуру, помогая не культуре, а нам, носящим ее в себе, двигаться ко Христу. То, что им кажется бременами неудобоносимыми, для нас является не столько бременем, которое мы носим, сколько носилками, на которых несут нас заботливые руки тысяч предков.

> Солидарность в зле рождает горизонтальное единство: банды, правительства, тусовки, полки. Очень хочется, чтобы солидарность в добре выглядела так же, чтобы и хорошие люди научились объединяться в организации, противопоставлять единству злых людей  — сплоченность людей добра и истины. Однако, именно добрые люди не умеют объединяться, а умеют лишь ссориться (злые люди тоже ссорятся, но в их случае это не вызывает недоумения). Это  — потому, что горизонтальное объединение противоречит самой сущности добра, сущности очень личной, не терпящей малейшего привкуса коллективизма.

> Положение можно считать отчаянным, но есть, есть и у добрых людей своего рода объединение, и очень даже прочное, более прочное, чем любая банда, правительство или режимент: это объединение в Духе Истины, в просторечии именуемое традицией, преданием. Невидимое объединение, но действующее поверх веков, поверх смерти, поверх недостатков слов.

> *

> Предание и предательство  — слова одного корня. Различие между ними, на первый взгляд, во внешнем мире. Иуда Искариот тоже был апостолом и, к примеру, говорил о Христе жителям какого-нибудь маленького городка. При этом он не становился предателем, но, напротив, для принимавших его весть был истоком Предания. Но дело, разумеется, не в том, кто слушает, не во вне  — а в том, что говорящий всегда должен быть чуток к собственному сердцу. Зачем он говорит о Христе? Чтобы поведать тайну Его будущим палачам  — или чтобы передать Христа будущим Его братьям? Многие старались оправдать Иуду: он-де хотел лучшего, хотел помочь Христу. Но евангелисты тверды: сердце Иуды было нечисто, он говорил о Христе из простого сребролюбия  — чтобы заработать, и из простой же гордыни  — чтобы прославиться (в роли изменника или в роли сподвижника  — ему было всё равно, как всё равно это кажется и оправдывающим его). Нечистота помысла, грех  — и самый благой поступок, самая благая цель испаряются и теряют свою благость, а Предание превращается в Предательство. Поэтому само по себе никакое Предание Церкви не спасает, не спасает знание его и непрестанное цитирование и ссылки на него. Если верность Преданию удовлетворяет гордыню и прочие пороки  — то мы верны не Преданию, а Предательству, и все наши слова о высоком превращаются в иудин грех разжигания ненависти и вражды.

 

---

Другие материалы по теме:
• Луи Буйе: Слово Божье - Писание и Предание
• Р.Гвардини: апология Предания
• Из "Библиологического словаря" священника Александра Меня - Священное Предание и Священное Писание
• Там же - Устная традиция и Библия
• ПРЕДАНИЕ в "Словаре Библейского богословия"
• свящ. Александр Мень: Церковь Апостолов. Предание
• св. Викентий Лиринский о Священном Предании
• митр. Сурожский Антоний: основы веры и человеческие предания

Проект "Христианское просвещение" нyждается в вашей поддержке!