Благодать Господа Иисуса Христа, любовь Бога Отца и причастие Святого Духа да будет с вами! | |||||||||
Тема выпуска: Этот выпуск тройной, и для того, чтобы было удобней читать его частями, текст разделен чертой на 3 примерно равные части. В конце этого выпуска форма для выражения Вашей его оценки и мнений. | |||||||||
Последние
выпуски по теме: IX-X века, Византия и Вост. Европа X-XI века, Запад. Крещение Руси. Великий Раскол (1054 г.) XII-XIII века, Запад XII-XIII века, Русь XIV-XV века, Запад По
книге:
Дмитрий Донской взошел на престол ребенком (1359). Его регентом до совершеннолетия был митрополит Алексий. Недостатком Алексия было пренебрежение юго-западной Русью. За свое правление он побывал там только однажды, и то, скорее, для сбора денег на митрополию, чем с пастырскими целями (в этом на него жаловались и великий князь Литовский, и владыки литовской Руси и польской Галиции; это был аргумент в пользу требований литовских князей, а позднее и польских королей к Константинополю дать западной Руси отдельного митрополита; до середины XV века Константинополь этому сопротивлялся и только изредка назначал отдельных митрополитов). Церковь поддержала решение великого князя Дмитрия Донского драться с Мамаем. А в 1480 г., во время длительного стояния татар и русских на противоположных берегах реки Угры, когда Иван III никак не решался напасть на татар (а татары на него), митрополит Геронтий в посланиях Иоанну стыдил его за бездействие и ободрял на бой. Но татары ушли сами. XIII и большая часть XIV века отмечены прославлением святых воинов-князей. Если из домонгольской эпохи канонизированы только три князя Владимир, Борис и Глеб и то не за воинские заслуги, то в XIII-XIV веках воины-князья составляют большинство канонизируемых, причем в их житиях в большинстве случаев и намека нет на их личную праведность. Таков Александр Невский, единственным критерием святости которого было спасение Новгорода от шведов и немцев, что современники считали чудесным божественным избавлением, поскольку противники были сильнее. Но вот менее известный литовский князь Довмонт (XIV век). Будучи язычником, он убил своего отца. Крестившись, он был приглашен князем в Псков, который и спас от германского нашествия, за что псковичи причислили его к лику святых. Почти все эти князья принимали монашеский постриг накануне смерти, некоторые немного раньше. В житиях святых делается акцент на воинском служении как одном из основных факторов признания их святости. Изучая жития князей-воинов, можно сделать такие обобщения: во-первых, поскольку вся христианская литература, в том числе и русская той эпохи, осуждает агрессию, развязывание войны, насилие, а все воинские подвиги святых князей носят в их житиях, защитительный характер, то, значит, было понятие справедливой войны. Защита родины, готовность "положить живот свой за други своя" считались войной справедливой, участие в которой приближало к святости. Во-вторых, монашеский и воинский подвиги в такой войне становились почти тождественными. Участие в справедливой войне было актом служения ближнему, обществу, своему народу; но и монашеский подвиг служение ближнему и своему народу, так что смена меча на монашескую мантию была нравственно оправдана. Только к концу XIV века снова появляются святые аскетического типа: митрополиты Петр и Алексий, Сергий Радонежский и ряд его последователей и учеников. В 1261 г. грекам удается свергнуть латинскую империю в Константинополе, восстановить империю православную (империей ее называть можно только условно, в смысле мощи и занимаемой площади). Это эпоха св. Григория Паламы и проповедуемого им исихазма, которому сопутствуют замечательное церковное искусство и богословские творения. Исихия (по-гречески молчание) монашеская школа духовного сосредоточения, в котором участвует и тело; телесные упражнения для достижения полной гармонии между телом и духом посредством беспрерывной "умной" молитвы, т.е. повторением в уме молитвы Иисусовой: "Господи Иисусе, милостив буди мне грешному". Молитва должна в конце концов стать частью дыхательного процесса (первая половина вдох, вторая выдох). Чтобы достичь такого автоматизма молитвы, совершаются особые телесные упражнения. Таким образом, физическая природа признается необходимой для духовной концентрации, самоусовершенствования, цель которого достижение видения нетварного Света. Это учение находилось в резком противоречии со средневековым аскетизмом, особенно распространенным на Западе, но практиковавшимся и православным монашеством, смотревшим на тело как на то, что надо умерщвлять для достижения духовного совершенства. Палама писал о нетварных энергиях Божьих, которые получает человек во взаимодействии молитвы творчества человека, и Божьей милости к нему. Поскольку Божьи энергии воплощаются через действие молитвы, то их средоточием могут становиться "намоленные" иконы. Так исихазм способствовал совершенствованию иконописи. Учение Паламы было не понято католиками, которые обвиняли его в еретичестве и неоязычестве. Главным обвинителем был Варлаам Калабриец. Учение Паламы восторжествовало на православном Востоке только после трех соборов в Константинополе (1341, 1347, 1351), между которыми Паламе пришлось побывать и в заключении, когда, казалось, победил Варлаам. Варлаам и прочие западные противники Паламы, обвинявшие его в язычестве, сами культивировали возрождение антично-греческих философии и искусства, что столетием позже и воплотилось в итальянском Ренессансе. Палама не отрицал ценность интеллектуального наследия древнего мира, но считал, что изучение сотворенного человеком может вести лишь к относительному постижению дел Творца, в то время как абсолютная трансцендентность Бога не может определяться при помощи чего-либо тварного. Бог познаваем только личным опытом того, кто ищет этого опыта в собственном "духовном/сердечном интеллекте". Всё это отразилось на Руси к концу XIV века. Это эпоха Св. Сергия Радонежского, вышедшего из Ростова Великого, где в годы его юношества в одном из монастырей была прекрасная по тем временам библиотека со значительным числом и греческих книг. Русь постепенно начинает выходить из изолированности от культурного мира, продолжавшейся первые полтора столетия татарского ига. После кончины митр. Алексия (1378 г.) и категорического отказа св. Сергия быть митрополитом митрополичью кафедру занял высоко образованный византийский болгарин Киприан (Цамвлак), горячий сторонник исихастов. Но Московский митрополичий престол достался Киприану не сразу. Дмитрий Донской был настроен против Киприана по нескольким причинам. Во-первых, ко времени вдовства митрополии, Киприан уже в течение 13 лет был митрополитом Литовской Руси и претендовал на Москву при живом митрополите Алексии. Это было связано с ложным обвинением митрополита Алексия в симонии. Еще до окончания следствия Константинополь необоснованно, неканонически поставил Киприана. Когда следствие и суд закончились в пользу Алексия, Киприан всё же был оставлен митрополитом Литовской Руси, т.е. в этот момент русская митрополия была разделена надвое (а некоторое время и натрое). Очевидно, озлобившись на Киприана за то, что тот был среди обвинителей покойного митрополита Алексия и что претендовал на Москву при жизни Московского митрополита, а также желая иметь митрополита подручного, которым можно командовать как своим подданным, Дмитрий отказался принять Киприана и после смерти Алексия. Продержав сутки в тюрьме приехавшего самовольно в Москву Киприана, князь выгнал его вон, желая видеть на митрополичьем троне придворного попа Митяя (Михаила). По описаниям летописца, Митяй был красавцем с замечательным голосом, эстетом в богослужении, очень начитанным, но настроенным крайне антимонашески. Будучи еще только нареченным митрополитом, он начал жестоко расправляться с духовенством, особенно монашеским, за распущенность. Он был решительно против монастырских богатств. В 1379 г. Митяй отправился в Константинополь за поставлением. Князь Дмитрий дал ему свои бланки с печатями, куда Митяй мог вписывать что хотел. Перед самым Константинополем Митяй неожиданно скончался. Сопровождавшие его использовали бланки, чтобы вписать имя некоего архимандрита Пимена, тоже бывшего в свите Митяя. Патриархия сделала вид, что всё в порядке, и поставила Пимена митрополитом Московским. Дело с поставлением Пимена затянулось до 1381 г. Дмитрий ничего не знал он был занят подготовкой к войне с Мамаем, но, узнав, разгневался и предпочел Киприана Пимену. В 1382 г., после нашествия Тохтамыша, отношения между князем и митрополитом снова ухудшились. В это время из Константинополя прибыл другой претендент на митрополичий престол суздальский архиепископ Дионисий, и Дмитрий решил поставить его. Но тот по дороге из Константинополя, куда отправился для поставления, скончался в 1384 г. В конце 1387 г. Константинопольский патриарх, осудив Пимена по обвинениям в подлоге, подтвердил в качестве Митрополита всея Руси Киприана. Однако Дмитрий уже до конца дней своих не пускал в Москву этого выдающегося церковного деятеля. Дмитрий скончался в сентябре 1389 г. А его наследник, Василий I, пригласил Киприана в Москву, после чего митрополит, снова объединив в своем лице всю Русскую Церковь, правил ею из Москвы следующие 16 лет до своей кончины в 1406 г. Вернемся к вопросам духовной культуры той поры, для развития которой так много сделали митрополиты Алексий и Киприан и св. Сергий Радонежский. XV век был вершиной русского иконописания в лице св. Андрея Рублева, его круга и учеников (Даниила Черного и его круга). Предшественником и учителем Рублева был великий мастер Феофан Грек в XIV веке, а завершали этот золотой век русского иконописания Дионисий и его круг конца XV и начала XVI веков. Сам Сергий Радонежский был по тем временам высоко образованным человеком. В одном из монастырей Ростова Великого, расположенного сравнительно недалеко от Маковца (Сергиева Посада), шло дело изучения и переводов греческих рукописей, а митрополит Алексий составлял новый перевод Евангелия с греческого языка. Св. Сергия считают первым русским мистиком, введшим на Руси исихастскую практику непрерывной "умной" молитвы, которая пришла на Афон из монастырей Ближнего Востока. В житии, составленном Епифанием Премудрым, близко знавшим св. Сергия, описываются виденный им и другими насельниками монастыря небесный Свет, сходивший на Сергия и преображавший его, а также явления ему ангелов и Богородицы. Однажды во время богослужения ученики увидели в алтаре ангела, сослужившего Сергию. После богослужения Сергий сказал пораженным монахам: "Чадца мои, как смею я скрывать от вас тайну, которую открыл вам Господь Бог? Виденный вами был Ангел, и я, недостойный, сослужу с ним всегда, а не только сегодня. Увидев сие, не разглашайте, пока я живу в мире сем". Влияние исихастства на Сергия можно усмотреть и в том, что при всей своей неотмирности он не презирал мира сего, был подлинным гражданином своей страны, принимая на себя ответственность и за некоторые государственно-политические решения. Он благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву, но только после того, как Дмитрий убедил его, что все попытки решения конфликта мирным путем не увенчались успехом. В подтверждение благословения Сергий отпустил на Донское побоище двух иноков, в прошлом воинов, Пересвета и Ослябю, которые пали в поединке, предшествовавшем началу главной битвы. (Об этом, однако, не упоминается в житиях.) Однажды дав свое согласие, Сергий уже принимал и ответственность: молился о победе и вдогонку Дмитрию, уже накануне битвы, прислал устное моральное подкрепление князю: приступай, мол, смело к бою. Ты победишь. Другой известный случай участия Сергия в государственных делах был незадолго до Куликовской битвы, когда Дмитрий Донской и митрополит Алексий убедили Сергия отправиться в Рязань и Нижний Новгород, чтобы уговорить тамошних князей признать старшинство Московского князя, подчиниться ему. Эти действия совпадали с объединительными стремлениями Церкви. В обоих городах миссия Сергия была неудачной. Он даже опечатал все храмы в Нижнем Новгороде в наказание, явно по распоряжению митрополита. (И об этой политической миссии Сергия говорится только в летописях, но умалчивается в житиях. Очевидно, авторы последних не одобряли такого использования Преподобного князем и митрополитом.) По просьбе местных князей Сергий выходил в их стольные города освящать закладку храмов и монастырей, например в Серпухове и Коломне. Но в основном св. Сергий вел полуотшельнический образ жизни, совмещая физический труд, посты и молитвы. По настоянию митрополита, но против своей воли, согласившись стать игуменом той братии, которая собралась вокруг его келий, составив Троицкий монастырь, Сергий управлял не посредством жесткой дисциплины, а любовью, личным примером и уговорами. Св. Сергий никогда не позволял себе стыдить, осуждать или отчитывать насельника своего монастыря публично, при других иноках, чтобы не унизить достоинства личности монаха, чтобы в душе провинившегося не затаилась злоба. Если он был недоволен тем или другим иноком, то стучался ночью в его келью и на вопрос, почему игумен явился к нему, отвечал: "Ты сам знаешь почему". И с этими словами уходил. Согласно исихастскому учению, Сергий допускал индивидуальность в выборе иноком своего пути стяжания Духа Святого; он не насаждал общеобязательный и единообразный режим коллективной дисциплины. Но, разросшись и став известным и за пределами Руси, Троицкий монастырь, и особенно его игумен, привлек внимание даже Вселенского патриарха, который прислал Сергию устав общежительного константинопольского Студийского монастыря с повелением применить его в своей обители; что Сергий нехотя и сделал. Так, Троице-Сергиев монастырь стал первым общежительным монастырем Московской Руси, по его образцу ученики Сергия и ученики его учеников создали с конца XIV и до конца XV века около сотни таких же общежительных монастырей по всей северной и северо-восточной Руси. Исихастское стремление к полуотшельничеству, уединению старца и нескольких учеников в дебри и глушь имело диалектически противоречивое развитие в русской истории, поскольку оно совпало вообще с монашеским возрождением в северо-западной Руси. Митрополитам в течение всего татарского владычества приходилось играть роль главных дипломатов. Это не могло не отразиться понижением нравственных стандартов в церковной жизни, в особенности в церковном руководстве, что повлекло наиболее духовно устремленных православных людей в монашество. Причем, если в Киевской Руси монашество сосредотачивалось в городах и вокруг них, что свидетельствует о надеждах на воцерковление государственной жизни (они ярко отражены в "Слове" Иллариона), то монашество XIV-XV столетий стремится уйти подальше от государства, в дебри, явно потеряв неофитский оптимизм в отношении реализуемости теократии. По мере роста удаленных монастырей и обрастания их поселениями крестьян подлинный исихаст, уходил из такого большого и людного монастыря в глушь, расчищал делянку в лесу, ставил себе и двум-трем своим ученикам кельи, разводил огород и пасеку. Естественно, если в этой новой местности еще пребывали некрещеные финно-угорские племена (северо-восток и север), старец готовил их к крещению, крестил. Постепенно к нему начинали стекаться и монахи и крестьяне, либо искавшие более вольготной жизни подальше от Москвы, облагавшей их податями и тягловыми обязанностями, либо стремившиеся стать духовными детьми замечательного старца. Так или иначе образовывалось новое поселение, к которому очень скоро доходила княжеская, а то и великокняжеская рука, присоединяя территорию и ее население и облагая последнее обычными обязательствами и податями. Стремящиеся к уединению монахи уходили дальше, и всё повторялось снова. Так монахи, стремясь уйти подальше от суеты мирской и от государственной политики, на практике становились проводниками имперского расширения российского влияния, русификации и, в конечном итоге, денационализации местных финских племен. С другой стороны, этот же поток в дебри приводит к появлению скитов чисто исихастского типа т.наз. заволжских старцев, из которых выйдет учение нестяжательства.
Конец XIV века отмечен оживлением книжного дела на Руси. Значительно ширится распространенность "изборников" собраний дидактических, этических и исторических писаний наряду с отрывками из Священного Писания, творений Отцов Церкви, житий святых. Наиболее популярным изборником для ежедневного семейного чтения был "Измарагд". В "Измарагде" значительно больше отрывков из апокрифов, чем из канонической Библии. Очевидно, наших предков привлекал тот фантастический характер апокрифов со множеством чудес, скорее по своему характеру похожих на фокусы, чем на осмысленные чудеса Христа, из-за чего ранняя Церковь и не признала их каноничности, богодухновенности. Церковь тогда была подлинным выразителем народной духовности. То, что переписчики духовного или монашеского звания в XIV-XVI веках выбирали для включения в "изборники", было отображением народных вкусов. Эти "клерикальные" переписчики и собиратели были столь же невежественно-неразборчивыми между каноническими и апокрифическими писаниями. Индекс Византийский запрещенных (нерекомендуемых) писаний, привезенных митрополитом Киприаном, на Руси не получил распространения. Русский литературный неофит не был знаком с критериями, определяющими качество литературной работы, надежность и авторитетность того или иного автора. Для него каждая книга была КНИГОЙ с большой буквы. Его не смущали и возможные противоречия. (Например, в "Измарагде" соседствуют нравственные поучения, противоречащие друг другу: одно поучение греческого происхождения рекомендует хозяину не быть чрезмерно жестоким, не наказывать своего раба более чем 30 ударами плети. "А если добропорядочность раба не подлежит сомнению, обходись с ним как с родным братом. Делай всё рассудительно, не в гневе, но с усердием". И рядом стоит поучение явно русского происхождения, которое запрещает рукоприкладство как таковое и увещевает хозяина: "Прощение и милость заставят раба лучше всяких плетей трепетать перед тобой и превозносить тебя. Действуя так, ты встретишь тоже прощение вместо наказания по отходе души твоей".) Чаще всего осуждаются грехи прелюбодеяния и пьянства, из чего можно заключить о наибольшей распространенности на Руси таких грехов. О монашеском авторстве или редактуре говорят жестокие суждения о женщинах как преданных влечению плоти соблазнительницах, которым нельзя доверять (они не держат слова, изменяют, предают). Однако строгость осуждения в книге грехов плоти решительно контрастирует с мягкостью Русской Церкви по отношению к этим же порокам на практике. В это же время был закончен новый перевод Евангелия, предпринятый митрополитом Алексием, и сделаны дальнейшие переводы частей Ветхого Завета. Формируются первые крупные постоянные библиотеки с каталогами. (Митрополичий каталог перечисляет 212 рукописей в Кирилло-Белозерском монастыре и 300 рукописей в библиотеке Троице-Сергиевой лавры.) Митрополит Киприан ввел в России Иерусалимский литургический обряд, по которому Церковь служит до сего дня. А Пахомий Серб принес высокопарный, витиеватый литературный стиль.
С духовным пробуждением приходят на Русь и ереси. Есть мнение, что первая ересь, богумильство, пришла на Русь чуть ли не с крещением, занесенная к нам из Болгарии, где она довольно широко распространилась среди низшего духовенства и бедных слоев населения примерно в X веке. Это разновидность манихейства, видящего мир и историю как борьбу двух равносильных начал Бога и сатаны. Причем Бог творец всего духовного, сатана всего материального, физического. По этому учению, тело человека создал сатана, душу Бог. Значит, не может быть телесного воскресения: тело пойдет в ад, душа в рай. Здесь нет места стремлению к самоусовершенствованию, борьбе с грехом: как бы ты себя не вел тело твое погибнет, а душа спасется. Видя всё материальное только как зло, как творение дьявола, богумилы выступали против частной собственности и богатства. Привлекало богумильство особенно бедняков, ибо в этой религии они находили и объяснение своей бедности и духовное примирение с нею. Следующим известием о еретичестве на Руси является краткое летописное сообщение под 1311 г. о том, что Собор епископов в Переяславле Залесском отлучил от Церкви какого-то новгородского протопопа, отрицавшего монашество. Все дальнейшие ереси XIV-XVI веков связаны с Новгородом: главный центр международной торговли на Руси, он был местом встреч людей разных вер. Кроме того, купечество по своей природе элемент индивидуалистический, инициативный, пытливый, часто связанный с новыми религиозными учениями, отклонениями от общепринятого. В новгородской летописи под конец XIV века мы встречаем ересь стригольников. Что это такое, чему они учили, достоверно неизвестно. Были ли они брадобреями или проповедовали какую-то форму бритья и стрижки, мы не знаем. Известно только, что они протестовали против взятия епископами платы за рукоположение, которую они называли симонией, т.е. взяточничеством. В симонии обвинен был даже митрополит Алексий, но греческий патриарший суд его оправдал. Заинтересованный в осуждении Алексия, его конкурент на митрополичий престол, епископ Тверской, послал некоего монаха Акиндина в Грецию выяснить, берется ли там плата за рукоположение. Лукавые греки, на самом деле бравшие определенную пеню, заявили Акиндину, что берут не плату, а лишь сумму, необходимую для возмещения расходов. Наивный Акиндин понял это как осуждение взимания денег за рукоположение и в своем отчете великому князю решительно осудил такую практику как симонию, сделав вывод, что рукоположение, совершённое со взиманием платы недействительно. Стригольники же отсюда вывели, что всё русское духовенство неканонично, неблагодатно. Следующим шагом был их отказ от всех таинств, кроме крещения, и осуждение всей исторической Церкви, кроме апостольских времен. Впоследствии движение разделилось. Более умеренные вернулись в Церковь в XV веке и, вероятно, повлияли на повторное запрещение взимания денег за рукоположение, вынесенное Собором 1503 г. (Осуждение симонии было вынесено еще Собором, созванным во Владимире Суздальском митрополитом Кириллом в 1273 г. Запретил взимание пошлин за рукоположение и Стоглавый Собор 1551 г. Повторность запретов свидетельствует об их несоблюдении.) Крайнее же крыло стригольников дошло до осуждения Нового Завета, непризнания загробной жизни, воскресения и Христа как Спасителя, признавая только молитву "Отче наш", исповедуясь Матери сырой земле или небу Божьей вселенной через отверстие в крыше дома. Новгородское вече утопило каких-то трех стригольников в Волхове в XV веке, хотя и митрополит Московский Фотий, и Константинопольский патриарх рекомендовали в посланиях новгородцам не карать еретиков смертью, а лишь увещевать, если это не поможет, не преломлять с ними хлеб. После середины XV века стригольники больше не упоминаются, но к концу века появляется в том же Новгороде новая ересь "жидовствующих". Завезли в Новгород эту ересь некий врач приглашенного в Новгород литовско-русского князя Александра Олельковича, еврей Схария (Захария) и еще два еврея в свите князя. Связь их учения с иудаизмом была лишь в отрицании возможности вочеловечения Бога, признании Христа лишь пророком, что сродни и исламу, и таким христианским ересям, как несторианство, отчасти арианство. Отрицание Троицы было характерно для некоторых антитринитарных учений, распространенных в то время в Западной Европе. "Жидовствующие" также отрицали иконопочитание как идолопоклонство, что опять же не является иудейской монополией. Своей эрудицией в спорах эти евреи произвели большое впечатление на малограмотных новгородских священников. Они особенно упирали на слова Христа о том, что Он пришел в мир не разрушить, но исполнить Ветхий Завет, делая отсюда вывод о вечности и преимуществе Ветхого над Новым Заветом. Многие новгородские протопопы и их семьи соблазнились этим учением. В 1479 г. в Новгород прибыл Иван III. Там он встретился с обоими главными "жидовствующими" протопопами Алексием, превратившимся в Авраама, и Денисом. Был очарован их богословской эрудицией и назначил их настоятелями двух соборов московского Кремля. Там они увлекли в свою ересь молдавскую княжну Елену, вдову старшего сына великого князя, да и самого великого князя, который позднее принесет в этом покаяние. Но не из одного Новгорода распространялась эта ересь. Выдающийся дипломат дьяк Федор Курицын был 4 года в Венгрии и привез с собой антитринитарное учение, которое оказалось тождественным новгородской ереси. Ученый и весьма влиятельный Курицын распространял ересь широко в высшем московском обществе в непосредственном окружении Ивана III в то время, когда в Новгороде уже вел с ней борьбу архиепископ Геннадий. Открылась там ересь типично по-русски: двое "жидовствующих" клириков напились в кабаке и начали крошить иконы. Под арестом они быстро развязали языки, назвали имена. Начались аресты. Сначала с еретиками обходились мягко, прощая после покаяния. Освобожденные бежали в Москву, под защиту Курицына. Схария же отправился в Крым, где находился в качестве некоего резидента Ивана III. К нему являлись русские послы и, вероятно, подвергались его религиозной пропаганде. В 1490 г. даже на Московский митрополичий престол взошел подозреваемый в "жидовстве" (а скорее всего, просто рационалист-агностик) Зосима. Главными борцами с "жидовствующими" в это время выступают Иосиф Волоцкий и Геннадий, архиепископ Новгородский. Под их влиянием созван был в 1490 г. Собор, вынесший мягкое осуждение ереси. Осуждены были только 9 клириков, в т.ч. 2 московских. Геннадий и Иосиф требовали костров, узнав об инквизициях в Испании от ученого секретаря и переводчика в кругу Геннадия доминиканского монаха хорвата Вениамина. Но Собор на это не пошел. Решительно против казни выступали Нил Сорский и другие заволжские старцы. Осужденные упирались, никого не выдали и симулировали помешательство. Приговорены они были к покаянному заключению в монастырях. Однако князь разрешил выдать новгородцев Геннадию, который подверг их "гражданской казни" с издевательствами, а затем заточил в монастырях, откуда они вскоре бежали за границу. В Москве ересь продолжала владеть великосветским салоном Курицына в качестве некоего барского вольнодумства, а не в виде определенной религии. То была пора астрологии и псевдонаучного ревизионизма по отношению к средневековому духовному наследству. После кончины Геннадия его преемником по борьбе с "жидовствующими" стал гораздо более методичный Иосиф Волоцкий, имевший сильные связи при дворе. К 1494 г. он добился соборного осуждения и отставки покровителя "жидовствующих", содомита и пьяницы митрополита Зосимы, который жестоко карал своих критиков, правил Церковью террором, но Иосиф оказался ему не по зубам. Систематизированным обвинением ереси, представленным Иосифом, явилась его книга "Просветитель". Даже избрание нового митрополита Симона в 1495 г. мало что дало. Курицын оставался на своем посту и продвигал "жидовствующих" на ответственные священнические должности. И только после смерти Курицына в 1497 г. Иосиф смог начать решительную борьбу с ересью.
В 1448 г. Русская Церковь отложилась от Константинопольского патриархата из-за принятия им Флорентийской унии 1439 г. Желая сохранить в своей юрисдикции хоть какую-то часть Русской Церкви, Вселенская патриархия ставит отдельного митрополита для Польско-Литовской Руси, и появляются две отдельные Русские Церкви: автокефальная Московская и подчиняющаяся Константинополю Киевская митрополия. Другим следствием этих событий стало постепенное всё большее подчинение Московской Церкви государю и государству. Уже само решение о непризнании Унии и митрополита Исидора, вернувшегося из Флоренции "униатом", было принято великим князем, а не иерархией, которая сначала просто растерялась. И выбор первого независимого от Константинополя митрополита (Ионы) был выбором того же Василия II, хотя официально он был избранником поместного Собора. Отныне Русская Церковь (Московская) возглавлялась простым подданным русского государя, который после падения татарского ига (1480 г.) и исчезновения византийского императора символического царя, становился самодержцем. Если первоначально это слово обозначало лишь независимость правящего государя от какого-либо сюзерена, то со времен Ивана III, русские самодержцы всё больше толковали его в смысле абсолютизма собственной власти над своими подданными, в т.ч. и над митрополитом, а позднее и патриархом. Правда, и до отрыва от Константинополя примерно каждый второй митрополит был русским, но поставлялся-то он Вселенским патриархом с согласия и одобрения императора; так что его положение было как бы надгосударсгвенным. Парадоксально: Церковь в России была сильнее, свободнее, самостоятельнее, а следовательно, и авторитетнее под татарским игом и подчиняясь Константинополю, чем обретя автокефалию под покровительством "благочестивейших" самодержцев. В конце XIII века внук Даниила Романовича Юрий Львович Галицкий начал хлопотать о поставлении отдельного митрополита в свое великое княжество, явно понимая под этим возвышение Владимиро-Суздальского князя над всей Русью. Хотя Византия противилась разделению русской митрополии, на этот раз почему-то назначила некоего Нифонта первым отдельным Галицким митрополитом. Это произошло около 1303 г. После кончины Нифонта митрополия снова была объединена в лице митрополита Петра (ок. 1305). Два князя посылали своих кандидатов в Константинополь: Тверской и Владимирский Михаил игумена Геронтия; Юрий Галицкий волынского архимандрита Петра. Греки решили снова объединить Русь в лице общего митрополита. И вот в 1308 г. Петр явился в Галичину Митрополитом Киевским и всея Руси, но вскоре он перебрался во Владимир. Михаил Тверской, занимавший Владимирский престол, принял Петра враждебно и даже через своего Тверского епископа завел против Петра судебное дело с привлечением епископа представителя Вселенского патриарха. Судебный Собор оправдал Петра, но после этого Петру не сиделось в земле Михаила. Он постоянно обходит все свои земли, в том числе Волынь и Галичину. Однако Петр в Галицко-Волынском княжестве не задерживается, поскольку к тому времени Галичина уже входит в сферу влияния польской короны. Сближается он с Московским князем Юрием Даниловичем, защищавшим его на суде. В маленькой Москве он проживает подолгу, там же и умирает уже при Иване Калите в 1326 г. Так, став через два года держателем Владимирского великого княжения, Москва обеспечила себе символическое право стать и юридической великокняжеской столицей мощами и завещанием законного и выдающегося Митрополита всея Руси. Тем временем германские тевтонские рыцари, захватив литовскоязычную Пруссию и частично уничтожив коренных жителей, частично крестив насильно и германизировав, начали продвигаться в юго-западную Литву. Это заставило остальных литовцев объединиться вокруг талантливого национального вождя князя Гедимина, образовав единое воинственно-агрессивное княжество, компенсировавшее свои западные потери территориальным распространением в земли бывшей Киевской Руси. В 1330-х гг. Литва захватила всю Белоруссию, Киевщину и большую часть Волыни и Подолии, а Польша Галичину, западную Волынь и западную часть Подолии. В течение XIV века Литва оставалась языческой, но ее княжеский род и часть аристократии постепенно принимали православие. Официальным языком был русско-славянский (почти до конца XVI века). Более 80% ее населения было западнорусским по национальности и православным по вероисповеданию. Литовцы-язычники, в отличие от поляков, ничем не стесняли православия, а тем более гораздо выше их стоявшей русской культуры. А поскольку Православная Церковь не принуждала литовцев к крещению, обращение их в православие было очень постепенным, и это же было гарантией добрососедских отношений между обоими народами. Неопределенность в отношении Польской и Литовской Руси продолжалась до Флорентийского Собора: иногда греки соглашались на отдельную митрополию для них, но в основном были против деления Руси. Когда в 1448 г., отложившись от Константинополя, Русская Церковь избрала себе первого автокефального митрополита, Константинополь решил сохранить за собой хоть часть Руси, давая отдельных митрополитов под своей непосредственной юрисдикцией для Польско-Литовской Руси. Унию отвергло не русское духовенство, а великий князь Василий Темный. А в Греции она была принята только Вселенской патриархией под страшным давлением как папы, так и византийского императора, в надежде на помощь Европы в борьбе с турками. За пределами Константинополя она не была принята ни духовенством, ни мирянами; а как только стало ясно, что помощи не будет, то и Вселенская патриархия отвергла унию в 1450 г. В 1386 г. состоялось бракосочетание Литовского великого князя Ягейло (Якова в православном крещении), с наследницей польского престола Ядвигой, сопровождавшееся перекрещиванием Ягейлы в католичество с именем Владыслав и коронованием его в короля Польши. Был заключен договор, объединивший Польшу и Литву под одной короной. Литва объявлялась католической страной, куда приглашались католические миссионеры с неограниченным правом обращения язычников в католичество. Применяя насилие, католики быстро окрестили всю этническую Литву. Обращение было чистой формальным. Двоюродный брат Ягейлы Витовт даже воевал с этим основным литовским племенем, чтобы заставить его креститься. Кстати, тот же Витовт воюет с Ягейлом, недовольный условиями договора в Крево, побеждает его и меняет условия договора, оставляя Литве полную внутреннюю независимость во главе с собственным великим князем. Польский король по новому договору всего лишь сюзерен Литвы.
| |||||||||
Цель этого голосования выявление приоритетных интересов
читателей. Заранее благодарен всем, принявшим участие. Голосование почтой: ? 0 1 2 3 4 5 нажмите на ссылку, соответствующую выбранной Вами оценке, и отправьте письмо! (Втеле можно оставить Ваши комментарии.) | |||||||||
www.messia.info/r2/240.htm |
Желаю всяческих успехов! | |
редактор-составитель рассылки | |
Александр Поляков, священник* | |
(запасной адрес: alrpol0@gmail.com) |
<= предш. выпуск темы | ||||
Рекомендую рассылку:
"Слово Божие день за днем"
Рассылка содержит тексты из Библии для ежедневного чтения. План чтения основан на двух принципах: как правило последовательное чтение книг Нового Завета, с расчетом прочитать его за год; по воскресным дням и дням главных церковных праздников - чтения, ориентированные на календарь Русской Православной Церкви. Еженедельно - чтения из Ветхого Завета. Обычно используются современные переводы Библии.
Подписаться можно здесь.