> <...> Даже те из нас, кто вырос вне Церкви, вне культа, через культуру впитал дух и образ этого Откровения, его высочайшие нравственные нормы, еще до обращение к Богу знает, что Он милосерден и истинен. Но, странным образом, именно то, что дано Богом в Откровении, побуждает нас предъявлять Откровению – и, следовательно, Богу – претензии.

> Что будет с тем, кто не исправился, кто не выпрямился? Они пострадают, а может быть и вообще погибнут при встрече с Богом Откровения, как погибнет шатающийся по мостовой пьяный под колеса<ми> стрелой мчащегося автомобиля. Выходит, откровение – нечто вроде прокрустова ложа из античной мифологии, и чем откровение полнее – а в Новом Завете оно, безусловно, дает более полный и более привлекательный образ Бога – тем оно более жестоко по отношению к противящимся ему? Жестокость ветхозаветных воителей в этом смысле куда простодушнее и простительнее, ибо это жестокость жестоких – самой же ужасной оказывается жестокость кроткого Иисуса. С Иисусом Навином еще можно было договориться о перемирии, с Иисусом Христом зло помириться не сможет ни на секунду, даже если бы захотело.

> Нужно очень пристально вглядеться в Откровение и себя, чтобы свыкнуться с тем, что прямизна – Божья, а кривизна – наша, и "вместе им не сойтись". Именно свыкнуться, не понять, ибо понять грех невозможно, особенно свой. Свыкнуться, чтобы от осмысления перейти к исправлению, переведя проблему из теории в практику. Свыкнуться с тем, что Бог есть Бог, а человек есть человек, и единственная возможность человеку быть прямым – приготовить в себе дорогу Богу.

> Когда же мы свыкаемся с этим и научаемся покаянию – а часто и до наступления такой замечательной поры, иногда же и раньше первого искушения – приходит вторая, прямо противоположная первой претензия к Откровению. От нас требуется прямизна – но прямо ли само Откровение? Весь Ветхий Завет, начиная со сказания о потопе, есть Откровение о Боге карающем, убивающем, постоянно спасающем, но спасающем постоянно лишь меньшинство. Бог дает обетованную землю не на блюдечке с голубой каемочкой, а на поле сражений, где гниют трупы и коричневеет кровь человеческая. Бог через пророка Самуила приказывает Саулу истребить племя, мешавшее иудеям войти в Ханаан, и сам пророк отрубает голову вражескому царю, которого пощадил Саул. Бог более жесток, чем Саул? Самуил ошибся в понимании воли Божией? Ведь именно в рассказе об этой "священной войне" впервые звучат замечательные духовные слова о том, что послушание воле Божией выше жертвы Ему – только воля-то Божия оказывается не в том, чтобы накормить голодного, а в том, чтобы убить иноплеменника. Такова Его "прямизна"?

> Конечно, Откровение далеко не всегда воспринималось и понималось точно. <....> Но жестокость, бескомпромиссность, кровавость составляют не случайный, человеческий элемент Ветхого Завета, не могут быть списаны лишь на искажение Духа в восприятии людей – ими осуществляются самые главные события в жизни богоизбранного народа. И слабым утешением (и уж никаким оправданием) является то, что сама способность ужаснуться Ветхому Завету дана нам не собственным благородством, а откровением Завета Нового. Ведь Заветы эти – с одним Богом, ведь откровения ветхое и новое (как и личное откровение каждого христианина) – одно, одного Духа Божия, ведь слова о "прямых стезях" есть цитата из Ветхого Завета.

> Да, пути Божии прямы лишь издалека. Когда мы приглядываемся к ним в Библии, поражает их кривизна – аморальность, жестокость. Более того, когда Бог движется в нашей собственной жизни, мы мучаемся и страдаем, и понимаем, что страдания наши – крест, но крест от Бога. Объяснить жестокость Бога Ветхого Завета – значит объяснить жестокость Бога моего. Понять, почему Бог повелевал истреблять амаликитян – значит понять, почему Бог в моей жизни слишком часто проявляется как начало истребляющее, а не творящее, не милосердное, ревнивое, бойцовское.

> Кровавая бойня амаликитян – трагедия. Сказать, что путь Божий был прям и праведен здесь – значит солгать. Бог шел кривыми путями и по сей день часто ходит ими. Откровение жестоко и мрачно не реже, чем милосердно и светло, а в эпоху ветхозаветную оно почти никогда не было милосердным к людям. Мы пьяницы, мы шатаемся, но и автомобиль мчится по улице не прямо, а делая резкие и угрожающие нам повороты, а то и сбивая пешеходов.

> Только опустившись до этого дна, только посмотрев в глаза этой истине, только избавившись от лести откровению, мы понимаем всю глубину и весь смысл призыва: "Прямыми сделайте стези Господу". Господь идет в мир спасти нас, идет по тем путям, которые существуют в мире. Если бы Он хотел нас уничтожить и установить Свои пути, проблем не было бы – но Он идет спасти. Именно ради нас Он вынужден двигаться по кривым дорогам, не дожидаясь, когда Ему приготовят прямой путь. Моё личное покаяние, оказывается, нужно не только для спасения меня – и не столько для моего личного спасения – я выпрямляю дорогу Бога ко всем людям. У Бога нет выбора: Он знает, что амаликитяне так или иначе погибнут, что кровь и жестокость – единственные реалии падшего мира, которые упразднить в силах только сами люди. И Он строит спасение из того кровавого материала, который есть. Он обещает землю, утверждает династию Давида, спасает из плена – и всё это с кровью, с насилием, с жестокостью. Без Бога была бы та же и большая кровь, насилие, жестокость – только для гибели, не для спасения человеков.

> Это не означает, что цель оправдывает средства. Не оправдывает! Но цель – Божья, а средства – человеческие. Бог бессилен. Он имеет только Слово. И оправдывать нужно не Его, а нас – мы виноваты, что не распрямили путь откровению. Бог же не нуждается в оправдании хотя бы потому, что и гибель в водах потопа, и завоевание земли обетованной, и военные триумфы царей Давидидов, – всё было путем к явлению Самого Бога, к Рождеству Спасителя. Виноват ли Он, что Рождество фактически было самоубийством? Виноват ли Он, что был распят? Виноват ли Он, что принес в мир разделение между истиной и ложью? Нет, нет и нет. Мы виноваты – а Он сделал то, что не сделал ни один человек: умер, хотя мог не умереть. Он стал тем Светом, благодаря которому мы различаем жестокость в Ветхом Завете, благодаря которому предъявляем мы счет Ему Самому, Светом, распространяющимся только всюду, где есть в Нём нужда – а где нет в Нём нужды? И надо войти в состояние непрерывного общения с Богом и смирения перед Ним, чтобы распрямить не только свои пути, но и Его, чтобы понять, до какой степени нет у Бога Своих путей в этом мире, до какой степени мы ответственны за Распятие Его и за гибель грешников в потопе и аде, за жестокость и кривизну Откровения. Бог идет по нашим путям, и всякая претензия, обращаемая к Богу, есть претензия к собственной кривизне и к Его милосердию, ступающему по ней, чтобы спасти всех.